Степень вины - Ричард Паттерсон

— Они сумели провести вас незаметно для прессы? — спросила судья Мастерс.

— Да, они провели меня через подземный гараж, и мы поднялись на лифте, которым мало пользуются. Как будто я контейнер с плутонием.

— Некоторым образом это так. — Судья помолчала. — Пока я не решу, что это можно им знать, я не хочу, чтобы пресса даже догадывалась, что вы здесь.

Актриса взглянула на Шарп.

— Я понимаю, — отозвалась она, и все четыре женщины сели: Кэролайн за свой стол, Терри рядом с Линдси Колдуэлл, Шарп — за ними.

Ну и компания подобралась, подумала Терри. Если настороженность Шарп выдавала присущую ее душе напряженность, то в Кэролайн Мастерс случай этот открыл необычайно развитую способность к сочувствию. Что касается Терри, она все еще ощущала собственную неопытность. Но у них троих было, по крайней мере, общее — они были юристами, присутствие же в комнате Линдси с ее темно-желтыми волосами и точеным профилем, знакомым по фильмам, воспринималось как нечто поразительное. Кэролайн посмотрела на нее.

— Расскажите мне о Марке Ренсоме, — попросила она. Линдси Колдуэлл энергично кивнула, как бы говоря, что ценит судейскую прямоту и готова платить тем же. Стенографистка в углу нависла над своей машинной.

— Это и довольно просто и довольно неприятно, — начала актриса. — Двадцать лет назад, незадолго до ее смерти, я имела дело с Лаурой Чейз. Марк Ренсом узнал об этом.

Лицо Кэролайн не выражало ничего.

— Он говорил, как собирался это использовать?

— Мне это было ясно, — холодно ответила Линдси. — Он недвусмысленно дал понять, что он хозяин положения.

Кэролайн смотрела на нее оценивающим взглядом.

— Когда вы сказали: то, что знал Ренсом, было «неприятно», — наконец спросила она, — вы имели в виду что-то в этом деле? Или неприятен был сам факт, что он знал об этом?

Какое-то мгновение обе женщины смотрели друг на друга, в этом их молчании Терри увидела неожиданно возникшую, невысказанную близость.

— Не сам факт. Мне неудобно об этом говорить, но я должна называть все своими именами. Диапазон сексуальных интересов человека может быть очень широк, и мой диапазон сделал возможной нашу связь с Лаурой — по крайней мере, на время. Но то, что я называю неприятным, было связано со смертью Лауры.

Линдси помолчала, как будто вспоминая, потом продолжала:

— Все началось за две недели до того, как Лаура застрелилась. Она стала опекать меня, как раз в то время, когда я в этом особенно остро нуждалась. Неделю спустя я оставила ее — боялась собственного несоответствия ее запросам, хотела иной сексуальной ориентации. К самоубийству ее привела целая цепь причин и следствий. Это та боль, которой коснулся Марк Ренсом.

Взгляд судьи Мастерс был спокоен и непостижим.

— Я слушала запись последней беседы Лауры с психиатром, — наконец произнесла она. — За несколько дней до ее гибели трое мужчин использовали ее с жестокостью, которая сравнима только с бессердечностью психиатра, выслушивающего ее. — Она возвысила голос: — То, что я только что сказала вам, никогда не должно покинуть эту комнату. Но вы должны это знать. До того, как начнете участвовать в установлении вины.

Терри с удивлением смотрела на нее. Было впечатление, что на какое-то время Кэролайн вывела из рассмотрения убийцу Марка Ренсома, она и Линдси Колдуэлл, две женщины, с беззастенчивой прямотой обсуждали более важные и более близкие для них вещи, чем те, что составляли суть судебного разбирательства.

— Я была с Лаурой, когда Джеймс Кольт звонил ей, — спокойно произнесла актриса. — Обе мы, и я и Лаура, знали, что он намеревался делать. Я кое-как ушла оттуда.

Кэролайн Мастерс скрестила руки на груди.

— Мы говорили о шантаже. Лаура, перекладывая на вас решение, прибегла к своеобразному моральному шантажу. Вы же не заставляли Лауру пойти к нему. Или убить себя.

Линдси смотрела в сторону.

— Марк Ренсом коснулся еще и другой вещи, — проговорила она наконец. — Хотя он мог и не знать об этом.

— Какой?

— За час до того, как убить себя, Лаура позвонила мне — пьяная, в отчаянии. — Голос Линдси упал. — Я снова отвергла ее.

Судья Мастерс смотрела на нее. Заботливо спросила:

— Вы думали, что Ренсом знал об этом?

— Я не была уверена. Хотя, конечно, он знал достаточно. Думаю, она могла позвонить Стайнгардту той ночью, и это стало известно Ренсому… И все же я понятия не имею, было бы мне легче или тяжелее от того, что он знал.

— Но вы хотели быть уверены.

— Я хотела. Я боялась, что обо мне узнают, поэтому я должна была встретиться с Марком Ренсомом.

Кэролайн помолчала. Потом сказала:

— Это не имеет отношения к делу. Но надо отметить: я считаю, что каждый лично ответственен за свой выбор. Сколько вам было — девятнадцать? Лаура сама себя довела до такого состояния.

В ее голосе появились жесткие ноты:

— Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и Стайнгардта, и Джеймса Кольта — или отца Лауры… Это не относится к виновности или невиновности мисс Карелли, но то, что такая кассета могла возбуждающе действовать на Марка Ренсома, так же отвратительно, как и то, что он использовал ее для шантажа, принуждая к половой связи.

— Но и то и другое — предположения, — заметила Шарп. — Не факты. Они не могут быть оправданием преднамеренного убийства.

Кэролайн Мастерс обернулась к ней:

— Я здесь не для того, чтобы выручать мисс Карелли. Но и обвинение не для того, чтобы доказывать беспорочность жертвы. — Кэролайн снова взглянула на Линдси Колдуэлл: — Хотя мисс Шарп занята определением степени вины сугубо мисс Карелли, давайте все же вернемся к вашему разговору с Марком Ренсомом.

Подавшись вперед, актриса смотрела в окно.

— Я была удивлена, когда он позвонил. Первое, что запомнилось из сказанного им, — то, что он много слышал обо мне. «От кого?» — спросила я его. Он ответил не сразу: «От Лауры Чейз».

Линдси помолчала.

— Я была в своем доме на морском берегу, в Малибу, — тихо продолжала она. — В гостиной. Муж сидел тут же. Когда Марк Ренсом сказал это, я была буквально потрясена. Помнится, оглянувшись, посмотрела через плечо. Роджер читал роман и улыбался про себя. Стараясь говорить как можно естественней, я спросила: «В самом деле?» Тогда он рассмеялся. — Она заговорила сдавленным и злым голосом: — Он сразу же догадался, что я в комнате не одна и что я боюсь упоминания Лауры. «В самом деле, — повторил он. — Кстати, Лаура сказала, что вы самая прелестная и самая чувственная любовница из всех, кого она познала». От этих слов я похолодела. Он заговорил елейным тоном льстеца: «Если такое говорит Лаура, это очень много значит, не так ли? И конечно же, это произвело на меня впечатление».

Терри обернулась, чтобы посмотреть Кэролайн в глаза. Но судья смотрела на свои руки.

— Странным было то, — продолжала Линдси, — что сквозь приторность тона прорывалась злость. Как будто мысль о том, что́ было у меня с Лаурой, выводила его из равновесия. «Конечно, — говорил Ренсом, — в конце жизни Лауре очень не везло с мужчинами — или с женщинами». Потом отвратительным шутовским тоном он сказал: «Должно быть, от позора она и застрелилась».

Кэролайн Мастерс подняла взгляд:

— А что вы сказали?

— Роджер смотрел на меня. Я поняла, что мой разговор привлек его внимание. Поэтому самым бесстрастным тоном, на какой только была способна, я сказала: «Это очень забавно, Марк. И где вы это прочитали, в „Ридерс дайджест“?» Ренсом снова рассмеялся: «В „Моей незабвеннейшей лесбияночке“? Нет, я узнал это непосредственно от Лауры. Слышал от нее своими ушами». Почти непроизвольно я задала вопрос: «Надеюсь, телефонные разговоры с ней оплачиваете вы». — Замолчав, Линдси Колдуэлл взглянула на судью. — С помощью черного юмора я пыталась скрыть от Роджера свой страх перед человеком на другом конце провода. «Нет, — ответил мне Ренсом. И заговорил вдруг серьезным тоном: — Но я немало заплатил за это». Роджер все смотрел на меня. «За какие права вы заплатили?» — спросила я Ренсома. Голос его был довольно спокоен: «За авторское право. На кассету Лауры и ее психиатра».

Актриса снова помолчала, глядя на Кэролайн Мастерс.

— В какой-то момент, — снова заговорила она, — у меня появилось ощущение, что я не понимаю, где нахожусь. Я даже не знаю, что отвечала ему. Но до конца своей жизни не забуду, что он сказал потом: «Лаура любила вас. А вы оставили ее на гибель. То, как это произошло, и является темой моей книги». Какое-то время я не могла говорить. Потом с трудом выдавила из себя: «И о чем же эта книга?» «О самоубийстве Лауры, — заявил он мне. — О днях и часах, предшествовавших моменту, когда она нажала на спусковой крючок. Я отвечу на вопрос: „Кто убил Лауру Чейз?“» «Кто же это?» — поинтересовалась я и заметила, что Роджер по-прежнему смотрит на меня. Уже спокойней Марк отвечал: «Тот, кого я выберу, Линдси. А вы на кого думаете?»