Лев Толстой. На вершинах жизни - Игорь Борисович Мардов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
*)Отсюда: «Если смысл жизни в совершенствовании, то ясно, что он не может быть в усовершенствовании души (она Божественна и потому совершенна), а только в уничтожении того, что мешает проявлению – грехов»(56.91).
10 (61)
«Опять, что со мной так часто бывало, приходит мысль, кажущаяся странной, парадоксом, – пишет Толстой в самом конце 1904 года, – но приходит с другой стороны, другой, третий раз, начинаешь думать о предметах и мыслях, связанных с нею, и вдруг приходишь к убеждению, что это не только не парадокс, не случайная мысль, а самая основная, важная, которая открывает новую важную сторону жизни»(55.98).
Мысль, которую Толстой здесь имеет в виду, – это мысль монизма жизни.
В начале1904 года Толстой не идет дальше утверждения о том, что «все мы – проявления одного существа»(55.25) и «всё живое есть один организм»(55.26). Что такое здесь «все живое» понятно не совсем, но, судя по тому, что «жизнь общая этого организма не есть Бог, а есть только одно из проявлений Его»(55.26), Толстым предполагается, что во Всем (Боге) есть и живое и что-то другое, чем жизнь.
В середине 1904 года Дневники Толстого заполняются мыслями о соотнесенности сознания и мира и разъяснениями того, что Мир состоит из общения различных сознаний, разделенных иллюзией вещества в пространстве и времени. Мысль о жизненаполненности Всего не раз подтверждается в 1905 году. Формула жизни, над которой Толстой трудился три года, обретает завершенные черты во второй половине 1906 года. Вот это «мое живое понимание жизни, как сознания Бога»(55.261):
«2) То, что я называю своей жизнью, есть сознание Божественного начала, проявляющиеся в одной части Всего. Часть ограничена пределами, представляющимеся мне телесностью (материей) в пространстве. И Божественное начало это не только свободно, но и всемогуще и в пределах через изменения во времени. Эти изменения сознания во времени есть то, что я называю жизнью. Проявилось бы Божественное сознание только в телесности в пространстве – и не было бы движения, не было бы жизни. Жизнь есть проявление Божественного начала в пределах пространства движением во времени.
3) Жизнь есть освобождение (все большее и большее) своей Божественности. Не началось сознание Божественности, свободы – не началась жизнь (сознание это и есть во всем органическом). Кончилось это сознание – кончилась жизнь»(55.256-7).
Окончательно позиция монизма жизни установилась только к лету 1907 года, когда Толстой определяется по вопросу:
«1) дух = сознание = разум – произведение материи и в зависимости от нее. 2) Материя – произведение сознания и в зависимости от него. 3) Дух и материя нераздельно соединены и ни одна не влияет на другую».
И решает: «Душа, сознание, разум, ни откуда не появилось – оно есть, одно действительно есть, так есть, что без него ничего нет»(56.34).
И тогда же: «Все, что есть, все это – я же, только ограниченное пространством и временем»(56.42).
Примерно в это время Толстой получает письмо и рукопись от П. П. Николаева.
Петр Петрович Николаев с молодости решил отдать свою жизнь на всестороннюю философскую разработку метафизических прозрений Льва Толстого. Ознакомившись с его первыми опытами и убедившись в его незаурядных возможностях и его одноцентренности себе, Лев Николаевич поощряет его, давая ему как бы заказ и указывая направление его работы. В письме П. П. Николаеву от 7 июля 1907 года он пишет о присланной им книге:
"Много в ней хорошего, но Вы хорошо сделали, что не выпустили ее и хотите еще поработать над ней. Критика материализма прекрасна, но не выяснено, что мы ощущаем и называем материей. Я думаю, что это другие духовные сущности, в которых так же, как в нас, проявляется частично, ограниченно основная сущность (Бог) и что познавать мы эти сущности, так же, как и себя – свое тело, – мы не можем иначе, как через материю"(77.152).
В отличие от солипсизма, утверждающего, что мир для каждого субъекта есть только его представление, за которым нет никакой объективной сущности, толстовский монизм жизни учит, что за всеми порождаемыми нашим сознанием компактными образами скрыта реальная, нематериальная и ни при каком обострении наших внешних чувств не разлагаемая сущность – невидимая, неосязаемая, внематериальная Жизнь.
Будучи в значительной мере отделенной от жизни мира и его существ, несовершенная человеческая душа далеко не всегда и далеко не вполне способна воспринимать процессы жизни мира непосредственно. Она вынуждена воспринимать в себя из мира различные процессы жизни, как нечто внешнее себе. В этом, собственно говоря, и состоит иллюзия материального образа.
«Да, Бог сотворил мир, но не какой-нибудь особый Бог, а тот Бог, который во мне. Он сотворил весь видимый мир»(57.34).
Бог во мне, "Бог свой", духовное Я творит в сознании человека видимый им мир. Хотя творить образы, "творить мир", должны, казалось бы, пределы отделенности (низшая душа), которыми человек только и обращен к этому миру и воспринимает его.*) Низшая душа – пределы отделенности для высшей души, то есть принадлежит последней в качестве пределов ее. "Пределы" потому и пределы, что не существуют сами по себе и не обладают творческой мощью и не могут что-то "творить". Если они и творят, то творят от имени высшей души. По Толстому, все творческие силы в конечном счете принадлежат Божественной сущности, которая пользуется для своих целей своими пределами.
*) Это хорошо понимал Толстой: «Мы, крошечные отделенные существа с нашими случайными внешними чувствами (таких чувств может быть миллионы разных. Мы и видим разные у животных), мы этими чувствами творим мир, нами познаваемый, с микроскопическими животными и небесными телами, и живем в полной уверенности, что мир действительно такой, и такой только и есть. Какая глупость!»(57.29).
«Я – неполное сознание Всего. Полное сознание Всего скрывается от меня сознанием и временем. Пространство и время лишают меня способности сознавать Все»(56.42).
«Все, представляющееся бесконечным, всё иллюзорно. Действительно существует только то, к чему не может быть применимо понятие большего и меньшего»(56.93).
И все же:
«Я могу представить себе более медленный и более быстрый, чем наш, темп раскрытия. И одно это изменение темпа даст возможность бытия самых разнообразных, непонятных нам существ»(56.38).
Однако остается вопрос о соотношении духовной сущности и ее пределов.
«Я чувствую себя вечным, одним истинно существующим. И я же, когда сужу о себе, вижу себя ничем, бесконечно малой частицей чего-то бесконечно великого. Что же правда: первое или второе? Если второе, то сознание своего первого, вечного «я» – обман. Но этого не
