Лев Толстой. На вершинах жизни - Игорь Борисович Мардов

может быть, потому что без этого обмана (первого «я») нет жизни, нет ничего, нет, главное, и второго «я». Если же правда – первое, то второе: вся телесная жизнь есть обман. Но этого тоже не может быть, потому что без телесной жизни я не мог бы делать этих рассуждений. И потому есть и то, и другое: Я – духовное, непространственное, невременное существо в телесных, пространственных и временных условиях»(56.19).

«Я только один и есть и был и буду, и я – мгновенное проявление во времени»(56.19).

«Я – мгновенная вспышка чего-то»(56.20).

Это сказано в середине 1907 года. Через полгода, в феврале 1908 года, – еще яснее:

«Есть только два возможных последовательных, но неразумных миросозерцания: 1) Тело есть – дух кажется; 2) дух есть – тело кажется»(56.103).

И в пояснение этого:

«Тело – проявление духа. Движение и тело суть необходимые условия сознания. Без тела и движения не могло бы быть сознания. Без сознания не было бы ни тела, ни движения, пространства и времени тоже»(56.103-4).

В августе 1908 года – продолжение темы:

«1) В теле каждого человека живет дух Божий. Не было в теле людей единого для всех духа Божьего, не было бы жизни. Не было бы тел людских, разделяющих людей, также не было бы жизни.

2) Любовь человека соединяет его с людьми и с Богом, дает ему высшее благо. Этой любви не было бы, если бы не было тела, и потому тело необходимо для блага людей.

3) Жизнь это освобождение души от тела, и когда освобождение в любви, жизнь – благо…

5) Если бы не было духа, заключенного в теле, не было бы жизни. Мы не имеем никакого права говорить о духе и теле отдельно. Мы не знаем и не можем знать ни того, ни другого в разделении, но мы не можем понимать нашу жизнь без этого разделения, так как знаем, что вся наша жизнь есть неперестающее уничтожение тела и уяснение духа»(56.146-7).

Вещественное «тело» по Толстому представляется, конечно, не тем, каково оно в действительности, но оно есть доподлинно – как предел отделенности духовного существа. Пределы отделенности – не иллюзия, иллюстрирующая или скрывающая подлинность духовного существования, а особый род существования духа – существования в качестве пределов. Так, «животная личность» человека, его низшая душа, есть предел отделенности для его высшей души. Плоть – предел отделенности для «животной личности».

«Сознание есть условие отделенности, неполноты, ограниченности. То, что ограничено в человеке, – само в себе неограниченное, не нуждается в сознании»(56.104).

Телесные пределы – другое проявление духа, чем высшая душа. Их взаимодействие, взаимодействие двух различных проявлений духа порождает («необходимое условие») сознание.*) А сознание, в свою очередь, «творит» пространство и время.

*) Еще об этом в то же время: «Источник того, что мы называем сознанием, есть противоречие требований нашего духа с требованиями тела – сознание нашего несовершенства. У совершенного существа не может быть сознания. Если бы было одно тело без требований духа, не было бы сознания тела, не было бы его, а если бы был один дух, то точно так же не было бы сознания его, не было бы духа»(56.95). Из этого следует вывод: «Сознание есть сличение, сравнение своего «я» телесного, своей личности с «я» Божественным, духовным, всеобщим, которое во мне же. Поэтому сознание – основа всякой нравственности. – Есть люди лишенные или почти лишенные этого свойства – сознания. У этих людей часто рядом с огромным знанием, утонченностью нет нравственных требований: мои сыновья, и имя им легион – все ученые… Да, сознание есть признание в себе Бога и суждение Бога во мне о своей личности и о всем открывающемся мне с точки зрения личности»(56.128).

«Вывод только тот, – пишет Толстой в начале 1908 года, – что весь телесный мир есть только произведение нашей духовной сущности и что истинное доступное нам знание – только духовное»(56.104-5).

Телесный мир есть произведение нашей духовной сущности не в том смысле, что его нет вовсе, а в том, что «мир, который мы знаем», – так-то воображаем, но мог быть воображаем и иначе. Тут, конечно, возникает множество вопросов. Толстой знает эти вопросы и не пытается ответить на них.

«Все утро думал и думаю о том, почему Мир представляется нам «становящимся"? Почему меня не было и не будет, а Мир все тот же будет и так же изменяться? Ответ только один: не знаю»(56.105).

Через несколько месяцев ответ все-таки нашелся:

«Мир представляется мне im Werden*) потому, что я не в силах обнять его весь, как он есть, вне времени, так, как я понимаю, знаю, обнимаю умершего (любимого) человека: Маша, Николенька. То же, что мир будет без меня изменяться, есть ни на чем не основанное предположение. Мир будет представляться другим существам (т. е. мне кажется, что будет представляться другим существам) опять во времени только оттого, что существа не могут понимать вне времени. То же, что эти существа будут, опять только по моей ограниченности кажется мне. Существа эти есть. Тут-то и видно степень своей ограниченности, всей неполности своей в сравнении со Всем, с Богом (Очень хорошо.)»(56.338).

*) Совершающимся (нем.).

П. П. Николаеву в его работе много помогла бы такая запись Дневника Толстого:

«Читал статью Вивикананда о Боге превосходную. Надо перевести. Сам думал об этом же:

Его критика «Воли» Шопенгауэра совершенно права. Одно неверно: то, что он начинает с (объективного) рассуждения о мире. Рассуждать об этом не дано нам. И все такие рассуждения, как ни кажутся важными, пустословие. Исход всего и законное рассуждение всегда может и должно начинаться только с личности, с себя. Рассуждать о внешнем, о мире, не сказав о себе, о том, кто видит мир, все равно, что начать рассказ так: "потому что когда он на меня замахнулся» и т. д., т. е. рассказывать, не упомянув о том, кто, где и кому говорит.

Основа всякому рассуждению о мире, о Боге одна: сознание человеком своего единства с началом всего, своей Божественности и вместе с тем сознание своей отделенности, своей ничтожности. «Я царь, я Бог, я раб, я червь». Зачем? Отчего я такой, я не знаю, не могу, не хочу и не нуждаюсь знать, но знаю, и всякий знает, что я – и Все и ничто. В соединении этих двух есть то, что мы называем и сознаем жизнью. Я – все, я един и я отделен. От того, что я отделен, от этого я телесен и я в движении, а телесность может быть только при пространстве, а движение – только при времени. Как единое же существо, я бестелесен, неподвижен, вне пространства и времени. Благо мое в сознании этого единства в отделенном. (Думаю, что верно.)»(56.138-9).

11 (62)

Им кажется, что они