За столом с Обломовым. Кухня Российской империи. Обеды повседневные и парадные. Для высшего света и бедноты. Русская кухня первой половины XIX века - Елена Владимировна Первушина

Выдавить сок из пятнадцати апельсинов и вместе с наружною их корою положить в бочонок, куда влить ведро чистой воды, вскипяченной с 3 фунтами сахару и охлажденной до теплоты, нужной для брожения. Смесь в продолжение двух или трех дней мешать часто, потом закупорить и поставить в погреб, а по прошествии шести месяцев разлить в бутылки.

Вино из малины

Очистив спелую малину, размять ее; сок, процедив сквозь холстину, вскипятить; причем на каждый фунт малины прибавить по ¼ фунта сахара, и вновь кипятить минут 15, аккуратно снимая пену. Когда жидкость остынет и отстоится, слить ее осторожно в другой бочонок и, прибавив дрожжей, поставить для брожения, во время которого влить по рюмке французской водки на каждый фунт ягод. Кроме того, нужно повесить в бочонок мешочек с двумя лотами толченого мускатного цвета. Этот напиток должен стоять полгода в холодном месте.

Вино вишневое

1) Очистив совершенно зрелые вишни от косточек и веточек, раздавить ягоды и положить в бочонок. Часть вишневого сока вместе с толченными косточками вскипятить в котле с сахарным песком, полагая его по восьмушке фунта на фунт вишен, и потом перелить в бочонок, который поставить в температуру от 10 до 12 градусов; помешивать жидкость мутовкою, и, закрыв отверстие бочонка, оставить в покое, чтобы жидкость перебродила. По окончании брожения перелить в другой бочонок или разлить в бутылки.

2) Оборвать у спелых вишен веточки, раздавив ягоды вместе с косточками, положить в медный котел и вскипятить на умеренном огне. Потом слить жидкость в глиняные горшки и дать остынуть; после чего вторично вскипятить и остудить, а затем перелить в бочонок, дав перебродить, и разлить в бутылки. Можно прибавлять по 1 части красного вина на 10 частей вишневого сока и, кроме того, еще по четвертой части водки против красного вина.

Шампанское из ягод

1) Взять ягод крыжовника, белой, красной и черной смородины, каждых по 10 фунтов, и, перемыв водою, откинуть на решето. Сложив их потом в бочонок, налить ведром отварной воды и штофом французской водки или очищенного спирта, перегнанного чрез померанцевую корку и березовый уголь. Эту настойку поставить в теплом месте на две или три недели, или до тех пор, пока ягоды начнут всплывать наверх, а жидкость станет мутиться. Тогда наливку слить, прибавить к ней сиропа, сделанного из 4 ½ фунта сахару и бутылки воды, и снова поставить на 2–3 дня, взбалтывая раза по два в день, чтобы сахар хорошо разошелся. После трех дней бочонок поставить в холодный погреб, чтобы образовался осадок; потом осторожно разлить напиток в бутылки, закупорить, засмолить и, поставив в погреб, засыпать песком. Чрез 3–4 недели напиток можно употреблять.

2) Ягоды крыжовника, еще не совсем созрелые, истолочь в ступе, выжать сок, и на каждый штоф сока прибавить по штофу воды. Смесь эту оставить на два дня, помешивая по временам; потом, процедив чрез сито, положить на каждый штоф по ½ фунта сахару и дать отстаиваться двое суток. На каждое ведро такой смеси налить в бочку по бутылке очищенной или французской водки, и бочку в течение пяти недель оставить незакрытой, а пену снимать. По прошествии этого времени бочку заткнуть и оставить стоять целый год; потом разлить по бутылкам.

Эпилог

Обломовщина – «Поэтический идеал жизни»

Еще в начале романа Обломов описывал Штольцу свой «поэтический идеал» их будущей жизни в Обломовке. И когда Штольц говорит ему: «Ты мне рисуешь одно и то же, что бывало у дедов и отцов», Обломов живо возражает: «Нет, не то, – отозвался Обломов, почти обидевшись, – где же то? Разве у меня жена сидела бы за вареньями да за грибами? Разве считала бы тальки да разбирала деревенское полотно? Разве била бы девок по щекам? Ты слышишь: ноты, книги, рояль, изящная мебель?

– Ну, а ты сам?

– И сам я прошлогодних бы газет не читал, в колымаге бы не ездил, ел бы не лапшу и гуся, а выучил бы повара в английском клубе или у посланника.

– Ну, потом?

– Потом, как свалит жара, отправили бы телегу с самоваром, с десертом в березовую рощу, а не то так в поле, на скошенную траву, разостлали бы между стогами ковры и так блаженствовали бы вплоть до окрошки и бифштекса. Мужики идут с поля, с косами на плечах; там воз с сеном проползет, закрыв всю телегу и лошадь; вверху, из кучи, торчит шапка мужика с цветами да детская головка; там толпа босоногих баб, с серпами, голосят… Вдруг завидели господ, притихли, низко кланяются. Одна из них, с загорелой шеей, с голыми локтями, с робко опущенными, но лукавыми глазами, чуть-чуть, для виду только, обороняется от барской ласки, а сама счастлива… тс!., жена чтоб не увидела, боже сохрани!»

«Окрошка и бифштекс» – символы старой и новой кухни, соединенных почти в любовном союзе, – вот формула «поэтического идеала жизни» Обломова.

Но он, как это часто бывает с молодыми людьми, вскоре осознал, что этот поэтический идеал трудно достижим, и что, пожалуй, любимая его Ольга не сочла бы этот идеал достаточно идеальным, и согласился на менее требовательную