За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье - Юрий Борисович Ильинский

И вот я увидел то, ради чего приехал, — обезьяна производила неизгладимое впечатление. Большая, сжавшаяся в комок, взъерошенная, она сидела на полу, злобно ощерившись, а когда мы приблизились, бешено рванулась вперед, ухватила решетку и так ее затрясла, что громоздкая клетка заходила ходуном. На оскаленную пасть страшно было смотреть. Потом обезьяна заметалась вдоль решетки, испуская воинственные крики, пыталась до нас дотянуться.

— Она немного нервничает, — пояснила Наташа. — Вообще это на нее не похоже, характер у обезьянки чудесный.

— Это видно. А почему вы ее отдаете? К тому же бесплатно?

— Знаете ли, — Наталия Юрьевна вздохнула, — животное оказалось бесперспективным, дрессировке не поддается. Мы много работали с этой обезьяной, но, к сожалению, безуспешно, поэтому вынуждены с ней расстаться.

«Хорошенькое дело, — подумал я, — у всемирно известных дрессировщиков ничего не получается, а у меня, выходит, получиться должно?» Много лет спустя, встретившись с Наталией Юрьевной на одном из заседаний Союза писателей, членами которого мы оба являлись, я напомнил ей о своем неудачном «обезьяньем» визите.

— Ах, как вы меня тогда огорчили! — воскликнула Наталия Юрьевна. — Мы так и не смогли эту обезьянку пристроить. Почему-то никто не захотел взять нашу лапочку. Пришлось отдать ее в зоопарк…

— Действительно, странно. Такая миленькая, такая миленькая…

Наталия Юрьевна погрозила мне пальцем и рассмеялась.

И все же — бывают же чудеса на свете! — мне принесли обезьянку. Вот так просто взяли и принесли! Обезьянку доставила незнакомая женщина в кошелке, накрытой старым клетчатым платком. Предварительно дама сообщила по телефону, что должна передать мне небольшую посылочку. От кого именно, она не знает, так как ее попросил об этой любезности один знакомый, которого в свою очередь тоже об этом кто-то попросил.

Дама опаздывала на поезд; поставив кошелку на тумбочку в прихожей, поспешила уйти, пожелав мне всяческих благ и прежде всего не скучать. Мне показалось, что, произнося последние слова, она с трудом удерживалась от смеха. Дама упорхнула, я взял сумку и отнес ее в комнату.

Видимо, кто-то из земляков, вспомнив о моем существовании, воспользовавшись оказией, прислал деревенские гостинцы — ягоды, маринованные грибы, варенье. Наверное, в сумке есть письмо или записка, нужно поблагодарить заботливого человека. Я склонился над сумкой, чтобы достать продукты и положить их в холодильник, в этот момент платок вдруг сдвинулся и из сумки вынырнула потешная мордочка, круглая, с лукавинкой, глазки с любопытством уставились на меня. Мать честная, обезьянка!

Трудно передать мое состояние в эти минуты! Радость, безмерная радость охватила меня — сбылась, сбылась давнишняя мечта. Но вскоре радость сменилась тревогой — чем кормить обезьянку? Как уберечь ее от простуды? Как создать ей более-менее сносные условия в наших отнюдь не тропических широтах? И где, наконец, держать обезьянку — клетки у меня нет, а оставлять ее одну, когда я уйду на работу, рискованно — расколотит, чего доброго, окна, упадет с восьмого этажа, разобьется. Да и ручная ли она или только что из леса?

Вопросов возникло много, и все они требовали незамедлительного ответа, но ответить на них мог только Марк, а он сейчас на работе и очень не любит, когда его беспокоят. Тем не менее потревожить ученого мужа придется. Но прежде чем звонить Марку, следует поближе познакомиться с моим новым питомцем, получить хоть какое-то представление о его характере и наклонностях, и получить необходимые данные с наименьшими потерями — не стерлось еще в памяти мое посещение Уголка Дурова и зубастое страшилище, свирепо рвущее решетку. Брать обезьянку в руки было боязно, однако опасался я совершенно напрасно. Едва только я бережно, словно грудного младенца, взял обезьянку, крохотные пальчики легли на мой подбородок, головка доверчиво прижалась к моей груди, и я понял, что присланная мне неизвестным доброжелателем обезьянка еще совсем маленькая, детеныш.

И это действительно было так; однако, считая обезьянку несмышленышем, я жестоко ошибался, — дальнейшее показало, что младенчик был более чем самостоятельным, любопытным, на редкость озорным, и скучать его приемному папочке, безусловно, не пришлось. А покуда я укачивал малыша, он блаженно щурился, притворялся, что дремлет, и делал это лишь для того, чтобы притупить мою бдительность. Воспользовавшись тем, что я немного расслабился, обезьянка вытащила из внутреннего кармана моего пиджака китайскую авторучку — подарок шефа, попробовала ее на зубах, раскусила, залив чернилами свежую сорочку, чего я, изнывая под бременем обрушившихся на меня проблем, конечно же не заметил.

Сняв трубку, я набрал номер телефона института, где работал Марк, умолил подошедшую к аппарату сотрудницу извлечь Марка с какого-то проходившего здесь симпозиума — чего это стоило! И, услышав в трубке раздраженный голос друга, не нашел ничего лучшего, как спросить, знает ли он, кто сейчас прильнул к моей груди.

Молодой ученый задохнулся от возмущения:

— Ты позвал меня к телефону только затем, чтобы задавать идиотские вопросы?

— Но, Маркуша, войди в мое положение. Мне принесли обезьянку!

— Не морочь голову! Игрушечную, что ли?

— Настоящую. Живую!

— Не врешь? Ну, тогда я тебе не завидую. — И Марк, забыв о симпозиуме, обрушился на меня, упрекая в поразительном легкомыслии и прочих смертных грехах.

— Прости, тебе, кажется, некогда?

— Конечно, некогда, черт тебя задери!

— В таком случае посоветуй хотя бы, чем ее кормить?

— Ничем! Слышишь, ничем! Пусть немного поголодает. Вечером я тебя проинструктирую, а предварительно сам посоветуюсь относительно твоей кикиморы кое с кем. А сейчас ты ее напои, да смотри сам на радостях не напейся!

Добросовестно выполнив указания друга, я наконец получил возможность получше рассмотреть доставшееся мне сокровище. Конечно же мне подарили не гориллу или шимпанзе, не орангутана, а, скорее всего, рядовую мартышку. Впрочем, возможно, я ошибался и обезьянка принадлежала к другой породе. Маленькая, личико больше похоже на карнавальную маску, чем на печеное яблочко, как поначалу мне показалось, выразительные глазки-пуговки, непомерно длинный хвост. Обезьянка то и дело путалась в нем, спотыкалась, иногда просто не знала, куда его деть. Брюшко у нее было светлым, шкурка пепельная, бросались в глаза некоторые отличительные признаки, свидетельствующие о том, что передо мной ярко выраженный представитель сильного пола.

Не дожидаясь звонка Марка, я на свой страх и риск предложил малышу сладкую булочку, несколько виноградин. Угощение было принято благосклонно, видно было, что обезьянка проголодалась. Тем не менее на пищу она жадно не набросилась, откусывала от виноградин по маленькому кусочку и с наслаждением жевала, разламывая булку тонкими пальчиками.

Насытившись, обезьянка прошлась по комнате — дверь в кухню я затворил, водворив туда предварительно на всякий случай кота и собаку, чем последние остались очень недовольны. Обследовав комнату, обезьянка прыгнула мне на