Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая

из печи и снова положил на припечек. Тихоня поставил рядом зажженный светильник, и стало видно, что местами лопатка сильно почернела, но остались и светлые пятна. Хельга догадалась, что это значит: дела пойдут худо, но кое-что будет и хорошее. Она несколько раз видела, как меряне гадали по лопатке, и кое-что знала о толковании этих примет.

– Фу, худо дело! – Едва глянув на лопатку, дед Замора той же тряпкой отбросил ее прочь. – Не буду гадать!

– Но как же! – воскликнула Хельга. – Так нельзя!

– Чего гадать – беду сразу видно! – Дед Замора сердито зыркнул на нее единственным глазом. – Не будет добра! Должно, скоро всех кукнут!

– Начал, так продолжай! – Хельга вскочила в негодовании. Она и сама видела, что хорошего ждать не стоит, но неизвестность казалась хуже дурных предсказаний. – Такой старый, а боишься!

От страха остаться в неведении она даже осмелела перед стариком.

– Сама потом скажешь – дед дурное навещал, деда в воду!

– Я хотить ведать истину!

– Ну, смотри! – Дед Замора, ворча, нагнулся и поднял лопатку. – На меня потом не пеняй!

Перевернув лопатку наружной стороной вверх, дед наклонился, вглядываясь, потом повернулся к Хельге:

– Видишь – потрескавше?

Она кивнула. От жара лопаточная кость покрылась множеством трещин. Это и были знаки судьбы, и от волнения заходилось сердце. Сейчас судьба разомкнет уста…

– Вот это видишь? – Дед Замора потыкал пальцем в поперечные трещины.

Хельга только сейчас заметила, что на пальце у него не хватает верхнего сустава. Подумалось: духи отгрызли.

– Виджу.

– Вот эта длинная – князю смерть несет.

Сильно вздрогнув, Хельга схватилась за сердце. Ощутила под пальцами холод «ведьминых камней», и он проник до самого сердца.

Князя? Это значит – Эйрика? Неужели те смолянские русы так сильны… что будет большая битва и сам Эйрик в ней падет? Она видела мысленно, как клонится его стяг над грудой тел в кольчугах, среди обломанных щитов…

– А вот это видишь? – Дед Замора показал на другую трещину, короче и чуть ниже. – Это значит, второй за ним умрет.

Хельга села. Если первый удар ее подкосил, то второй выбил дух из груди. Сердце то замирало, то грозило выскочить. Второй за Эйриком… это же… ее отец. «Нет, нет!» – убеждала она себя. И другие могут считаться… Анунд, Эйриков старший сын. Хроар Гора, хёвдинг его дружины в Озерном Доме. Да мало ли… Но понимала – нет, это она пытается себя обмануть. В Мерямаа Арнор Камень, хёвдинг Силверволла и шурин Эйрика, всеми признавался вторым человеком после него.

– Много людей новых увидишь, – продолжал дед Замора, показывая на более короткие черточки-трещины. – Вот эти, что вдоль – вороги твои, а вот эти, поперек, – доброхоты. Не оставят тебя боги твои без помощи. – Он бросил на Хельгу одобрительный взгляд, будто в этом была ее заслуга, а она подумала об Ульве Белом.

– И все это… верно будет? – в отчаянии спросила она.

Ведь дед Замора может и ошибаться! Он что – всеведающий Один?

Да, с содроганием ответила она сама себе, встретив направленный на нее в упор взгляд единственного глаза. Если бы Одину вздумалось объявиться в этих лесах, именно такой облик он бы и принял.

Не говоря ни слова, дед Замора вдруг швырнул лопатку через плечо.

– Глянь, как упала, – не оборачиваясь, велел он.

Тихоня прошел в угол и наклонился.

– Вверх гребешком!

– Ну, стало быть, сбудется все. Давай сюда.

Лопатка давно остыла, но Тихоня взял ее с таким видом, будто она жгла ему руки. Получив ее снова, дед Замора резким движением разломил кость с широкой стороны и швырнул к двери, в кучу сора. Треск ее поразил Хельгу, как удар грома. Гадание кончено, судьба сказала свое слово.

* * *

Хельге снилось, будто кто-то лежит рядом и крепко обнимает ее сзади – и вовсе не Естанай, возле которой она проводила вторую свою ночь в избе деда Заморы. Это был мужчина, но не Видимир, во сне она почему-то это знала. Ощущение тепла несло ей такое блаженство, что она сама прижималась к нему, вдыхала запах грозы и теплого летнего дождя, который и умиротворяет, и возбуждает, и приносит чувство счастья от ощущения безграничной свободы… Разве ночью пошел дождь? Но шума капель по листьям она не слышала.

Проснулась Хельга от холода. В щель у заслонки проникал дневной свет, дед Замора уже возился внизу, с треском ломал щепу, стучал огнивом по кремню, разжигая печь.

Женщины сходили к озеру умыться, стали варить кашу с остатками вчерашней баранины. Старик и Тихоня снова принесли с озера ночной улов. Сели есть. Хельга ощущала сильный голод, ее даже мутило слегка, и надо было поесть перед дорогой обратно в Видимирь, но каша с бараниной с трудом лезли в горло. Остальные тоже были молчаливы, даже сам дед Замора выглядел мрачнее прежнего, и это убеждало Хельгу: сам он верит в свое предсказанье.

Дед почти не говорил с ними, пока ели и пока Естанай прибирала со стола и мыла ложки. Пора было возвращаться. Хельга вышла наружу. День выдался ясный, солнце струило тепло совсем по-летнему, пахло нагретой зеленью. Кафтан и накидку можно было не надевать. Пока Тихоня ходил за лошадьми, пасшимися в лесу вокруг избушки, Хельга снова прошлась до Змеева камня. Невольно залюбовалась озером: синяя гладь, отражающая ясное небо с белыми облаками, веселая зелень, желтый песок полого уходящего под прозрачную воду берега. Мелькнула мысль, что летом, в жару, здесь хорошее место для купания – и тут же другая: да не очень! Так и виделось, как закипит вдруг прозрачная вода возле камня, как обовьется огромный змей вокруг обнаженных девичьих тел и утащит в нору подземную… Едва ли здесь купается кто-то! Но все было тихо, даже сам серый камень в зеленовато-сизых лишайниках, казалось, улыбается тайком от удовольствия, пригревшись. Реяли золотистые стрекозы среди осоки. Свежий ветер летел над водой, и Хельга глубоко вдохнула его, будто надеялась проветрить мысли и чувства. Может, все еще обойдется, шептал тайный голос в глубине души. Никакое предсказание не заставит верить в грядущие беды, пока они не глянут тебе в глаза. Всегда думается, что кто-то или что-то отведет беду – ведь до сих пор всегда так было.

А те, от кого ничто беду не отвело, умолкли навеки…

– Да вот она!

Хельга вздрогнула от неожиданности, услышав позади себя незнакомый, взволнованный женский голос; в нем звучали и гнев, и торжество, и беспокойство.

Оборачиваясь, мельком успела подумать: ее ищут из Видимиря, она слишком у деда загостилась? Но увидела на поляне у конца тропы небольшую толпу незнакомых людей – мужчин и женщин. Все они впились в нее глазами, будто чудовище какое увидели; в устремленных на Хельгу взглядах так ясно отражался и гнев, и испуг, что она невольно обернулась: не всплыл ли в озере позади нее сам батюшка змей пестроватый?

Но озеро за спиной оставалось ясным, синим, с отраженными облаками и стеклянно-прозрачной волной у берега.

– Вот она, ведьма! – Незнакомая женщина сделала шаг к Хельге; видно было что она дрожит от возбуждения и страха. – Вот где притаилась!

– Кто вы еси… есте, – поправилась Хельга, еще немного путавшая эти слова. – Добрые люди? Что ищете?

– Тебя ищем, – хрипло сказал мужик преклонных лет, стоявший позади женщины.

– На что я вам? Откуда вы есте?

– Из Людогощи мы, – так же враждебно пояснила женщина. – Прибежавше к нам вчера в ночь от вас…

– От нас?

– Из Видимиря, – пояснил мужчина.

На опушке поляны у камня стояло уже с десяток человек, и все они смотрели на Хельгу, как на змея: со страхом и ненавистью. Ей казалось, это какой-то дурной сон, морок. Она не знает этих людей, она ничего им не сделала! Она никому не делала зла и не ждала ни от кого зла себе.

Может, они как-то узнали о предсказании? Зашли за каким-то делом к деду Заморе, и он им рассказал? И сердиты на нее, потому что она просила об этом гадании?

Хельга испугалась: неужели ее обращение к змею и гадание как-то нарушило здешние обычаи? Но ее послал сюда Видимир, а привез и все устроил Тихоня –