Ведьмины камни - Елизавета Алексеевна Дворецкая

деда Заморы. Когда они пришли, дед уже был там, на столе горел глиняный светильник, скупо освещая темную избу. В углу на ларе лежала какая-то темная груда – наверное, снятое одеяние старика, но Хельга старалась не смотреть туда, как будто там была сброшенная шкура самого змея.

Совершенно без сил, Хельга села на скамью у двери. Тьма наполняла избушку, лишь на столе разливалось озерцо желтого света. Казалось, они тонут во тьме – той, что назвала себя, – и никогда им, таким слабым, из нее не вырваться.

– Ну, полезайте, девки! – Дед Замора показал на полати. – Тюфяк там есть, накроетесь, чем у вас… Вот, овчина есть.

Тихоня подошел, чтобы помочь Хельге забраться на полати. Вид у него был растерянный и удрученный.

– Да, немилостив был к нам змеюшка… – пробормотал он. – Ишь чего напророчил…

И только когда Хельга уже лежала на низких полатях, на узком свалявшемся тюфяке рядом с Естанай, накрывшись кафтанами их обеих, до нее дошло.

Слово «смерть», услышанное возле камня, – это и был ответ на вопрос, который она задала.

Глава 2

В предрассветных сумерках туман висел над озером; воздух был пронзительно холоден и влажен, и в этом холоде словно сама Навь пыталась просочиться в кровь живых. Как молчаливые посланцы Нави, из тумана со стороны западного берега к Видимирю скользили лодки – в таком множестве, что, казалось, их рождает сам туман и их будет становиться все больше, пока не взойдет солнце и не развеет все разом. Одна за одной они подходили к берегу близ погоста, из них выпрыгивали отнюдь не призраки, а крепкие вооруженные мужчины с лицами диковатыми, изможденными и полными хищной решимости. Шлемы, кольчуги, иной раз пластинчатые греческие доспехи, топоры, копья, мечи в руках – такое обилие железа усиливало их сходство с выходцами из Подземья. Оказавшись на берегу, они вытаскивали лодки, а сами, с оружием и щитами в руках, расходились вокруг холма, окружая Видимирь.

Высадка происходила почти в тишине – только тихий плеск волн, скрип холодного песка под ногами, деревянный стук щитов о лодочные борта. Ни суеты, ни толкотни. Между собой пришельцы объяснялись знаками, не подавая голоса, будто и впрямь были немы, как мертвецы. Их вожди внимательно осматривали погост, оценивали высоту и крутизну холма. Кивая друг другу на укрепления – вал и частокол с боевым ходом, – ухмылялись. Да уж, это вам не Гераклея Понтийская!

Эскиль и Хамаль вдвоем обошли Видимирь кругом, высматривая наиболее удобное место для приступа. Пока шла высадка, на боевом ходу появилось движение, раздались крики: пришельцев заметили. Но ничего: деваться жителям уже некуда. Варягам осталось лишь выбрать ель и приготовить бревно, чтобы сделать по́рок – высаживать ворота. Привезти в лодках такое большое бревно все равно не удалось бы, так что придется пошуметь. Такая ель нашлась прямо на берегу у подножия холма. Застучали топоры…

– Э-э-й! Вы кто такие? – раздался сверху, от ворот, чей-то изумленный голос.

Судя по голосу, кричавший не верил глазам и думал, что разговаривает с мороком. Говорил он, разумеется, по-славянски, и ответ ему дали, когда к Эскилю подошел Сигурд Валун: он прожил на Руси лет пять-шесть и понимал славянский.

– Сдавайтесь! – крикнул он вверх, обращаясь к головам в бойницах боевого хода. – Ваш бойарин мьертв. Йесли вы мирно открываете ворота, мы не убиваем людей.

– Кто мертв, что ты лжешь?

Видимира разбудили, когда Домыш, пастух, хотел собирать стадо и выглянул со стены. Теперь уже весь город поднялся, но, хотя на пришельцев смотрели две сотни пар глаз, эти люди из тумана, пришедшие на грани ночи и дня, всем казались мороком. Казалось, стоит только подождать восхода солнца – и они исчезнут. Их появление даже не сразу догадались связать с нападением на Забитицы, ради чего уехал на запад Несвет – так не соответствовало это зрелище ожиданиям.

Но самая ужасная неожиданность была еще впереди.

– Покажите, – велел Эскиль.

Тело Несвета он распорядился взять с собой, и его привезли, завернутое в собственный Несветов плащ. Зная, какого высокого рода был этот человек, Эскиль понимал, что его смерть сама может побудить жителей, оставшихся без вождя, сдаться без сопротивления.

Тело вынесли из лодки, положили там, где со стены было хорошо видно, и развернули плащ.

Некоторое время люди на стене его рассматривали. Спрашивали у тех, у кого глаза получше, спорили, правда это или варяги лгут.

– Все его люди тоже убиты, – добавил Сигурд Валун. – Они напали на нас первыми.

– Спроси, кто теперь у них главный, – велел Эскиль.

– Это я! – закричал в ответ Видимир. – Я, Видимир, Несветов сын! Вы, упыри болотные! Да как вы смеете! Мой отец – человек знатного рода! Сын Олава! Да вам за него…

Он перешел на язык руси, но сам едва понимал, что говорит. Он узнал тело своего отца, но рассудок решительно отказывался верить глазам; в ушах шумело, голова кружилась, бревна боевого хода подрагивали под ногами. Его сильнейшим чувством сейчас была даже не горе, а возмущение. Ничего подобного не должно было случиться, не имело права!

– Ётунова кочерыжка!

Восхищенно присвистнув, Эскиль снял шлем.

– Эй! – Он помахал Видимиру. – Это ты, пискун! Вот мы и встретились снова! В тот раз, зимой, ты так быстро сбежал, что даже не попрощался! Узнаешь меня? Я – Эскиль Тень! Помнишь, как подстерегал меня за углом у отхожего места, сжимая дровяной топорик и дрожа от страха? Небось сам тогда лужу надул, пока ждал!

– Прах тебя дери…

– Помню, помню желтое пятно на снегу, где ты стоял! – под хохот товарищей продолжал Эскиль. – Уж и избегалась тогда твоя нянька, пока достала тебе сухие порточки!

Видимир снова опешил и какое-то время лишь недоверчиво моргал. Нет, это точно страшный сон. Мертвое тело отца – и этот белобысый гад, знакомый по той поездке в Хольмгард две зимы назад.

– Да неужто опять ты? – в ярости закричал Видимир. – Из какой дыры ты вылез, задергай тя волк!

– Вижу, ты мне тоже рад! – Эскиль засмеялся с искренним удовольствием. – Боги видели, что мы как-то нехорошо расстались в прошлый раз, вот и помогли нам встретиться снова!

– Чего вам здесь надо? Чего вы от нас хотите? По какому праву убили… моего отца? Я убью тебя, кол тебе в хайло!

Видимира трясло от ярости – смешение старых и новых обид породило такую волну гнева, что темнело в глазах.

– Так приди же! – Эскиль, держа в одной руке свой шлем, с издевкой распахнул объятия. – Жду тебя здесь! Ты одолеешь – мы уходим и ничего не трогаем. Ты даже получишь мое снаряжение. Это хорошая сделка – чтобы взять что-то подобное, тебе иначе пришлось бы прогуляться в Грикланд! Я одолею – вы открываете ворота и сдаете городишко. И мне будет принадлежать все, что принадлежит тебе – этот город, дом, все добро и твоя жена! Ладно, няньку можешь оставить себе.

Видимир ответил только бранью; от ярости он плохо понимал подробности, но уяснил, что тот наглец, которого он уже однажды пытался истребить, вызывает его на новый бой, стоя над телом его, Видимира, отца. Месть, и немедленно – вот единственное, о чем он мог сейчас думать. И горе потери, и сама будущая жизнь отодвинулись так далеко, что стали несущественны. До свершения мести никакой жизни, никакой иной мысли у него не могло быть.

– Ты принимаешь условия? – крикнул Эскиль снизу.

– Жди!

Бегом вернувшись к себе в избу, Видимир с помощью пары отроков стал одеваться. От возбуждения дрожали руки, но он был так захвачен своей яростью, что даже не боялся, как бы эту дрожь не приняли за признак страха. Мельком он удивился, почему в избе нет Хельги, но только вспомнил, что сам отослал ее… куда-то. И хорошо. Змей варяжский в ту зиму подбирался к Хельге – и теперь он ее не увидит. Шишку выкуси…

Отчасти ожидая, что Ингвар все же вынудит родичей принимать участие в его походах, после той памятной