Антихрист - Александр Кашанский

«„Вначале сотворил Бог небо и землю…“[14],— мысленно прочел Иван первые строки той Библии и подумал: — нет, „Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог“[15]. Самый главный момент творения — создание Богом замысла великого проекта — в Ветхом завете не описан, а ведь было именно так. — Иван закрыл глаза и мысленно продолжал листать пожелтевшие страницы той старой, дореволюционного издания Библии с буквой Ъ. Он дошел до места „И сказал Господь: истреблю с лица земли людей, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их“[16].— Раскаялся? Да, именно, Бог раскаялся и изменил свой замысел, и не в последний раз. Это ведь одно из самых интересных мест в этой книге откровения, которую надо понимать только буквально, как и все книги, написанные людьми, устами которых говорил Бог. Раскаялся… Кто-то может увидеть в этом признак слабости Бога и несовершенства Его замысла, но только не я. Нет, это-то как раз и есть главный признак силы Его и могущества. Ведь труднее всего как раз изменять совершенный по исполнению, заданный миру заранее и исполняемый каждой элементарной частицей Вселенной замысел! Описанный языком Бога замысел. Кто говорит, что он был изменен от незнания или для исправления ошибки? Бог хозяин и творец своего замысла, и Он может изменять его по своему желанию, когда захочет, любое Его действие безошибочно. Раскаялся и изменил… Раскаяние — следствие любви, и неизвестно, что из этих чувств первично; если Бог не в состоянии раскаяться, значит, Он и не в состоянии любить свое творение, равнодушный Бог — это не Бог, спасший меня, а нечто другое. Эта книга подтверждает эту главную пока для меня мысль — Бог не равнодушен, значит, разгадка Его языка может лежать в области эмоций, а не логики».

— А если кто думает иначе? С чем считаться Богу? Не с нашим ли мнением о Нем? — тихо сказал Иван и подумал: «Посмотрел на свое творение и раскаялся. Только Сатана никогда не раскаивается… — Теперь перед Иваном предстал его черный, совершенной красоты лик. — Интересно, свидимся ли мы с ним? Вряд ли. Теперь он не может иметь надо мной никакой власти, этот вечный обитатель мира свободных людей. А раз так, то и не появится, слишком уж он рационален. Есть ли Библия истинное Слово Бога? Если так, то именно в ней лежит ключ к разгадке, если нет, то трудно мне будет его найти…»

Тут Ивана осенила идея.

«Христиане считали этим Словом Иисуса Христа. — Иван напряг память и стал вспоминать христианский символ веры. — Был он Богом или не был — неважно. Может быть, он подскажет мне, где кроется ключ к разгадке?» Иван лег на диван, закрыл глаза и отдал команду:

— Лийил, я хочу говорить с Иисусом, Лийил.

Иван увидел, что по пыльной дороге, точнее, широкой тропе, идущей по крутому склону холма, у подножия которого находилось маленькое озеро, отражающее бездонное, выжженное полуденным солнцем небо, шел человек. Он был один. На нем была просторная светлая одежда из какой-то грубой ткани, голова непокрыта. Он смотрел перед собой и, казалось, вокруг ничего не видел. Проходя мимо, он обратил внимание на Ивана, стоящего на обочине дороги.

— Здравствуй, юноша, — обратился к нему человек и поднял вверх ладонь правой руки, не то показывая, что у него добрые намерения, не то благословляя Ивана. Иван даже вздрогнул от неожиданности, потому что сначала человек поздоровался, а потом только посмотрел на него. «Где же я видел это лицо и этот взгляд? Он смотрит будто и не на меня, а в меня, — оценил свое первое впечатление Иван. — Выражение глаз у него, как у Заратуштры, но только у того взгляд был веселый, точнее с веселинкой и любовью что ли какой-то, а у этого печальный».

— Если у тебя есть сомнения — иди со мной, — сказал человек и пошел дальше.

— Сомнений у меня нет. Но есть большая проблема, — с готовностью сказал Иван и пошел вслед за путником. — Кто бы ты ни был, вижу, что ты человек ученый. Скажи мне, можно ли стать, — Иван запнулся, подбирая слово, он хотел сказать: «Богом», но не сказал, — угодным Богу, только опираясь на собственные силы, или нужно чудо? — спросил Иван вслед идущему.

— Иди со мной, и ты все увидишь сам, — ответил путник не поворачиваясь и больше не проронил ни слова.

Было очень жарко. Ивану хотелось пить. Но он не решался спросить у путника воды.

— За кого же ты признаешь меня? — наконец спросил путник.

— Ты — тот, кто хотел спасти людей. Люди называют тебя Иисус, Иисус Христос. — Иван говорил на каком-то странном языке. «Наверное, это арамейский». Для верности, чтобы Христос его наверняка понял, Иван повторил: — Ты — Мессия. Но не это важно для меня. Я-то здесь затем, чтобы получить ответ на свои вопрос: неужели нельзя, никак нельзя заставить людей делать то, что нужно для их спасения, не прибегая к насилию?

Иисус улыбнулся печальной улыбкой.

— Можно ли спасти человека, не лишая его свободы? Можно ли человеку спастись самому? Да, это две стороны одного и того же вопроса.

Иван решительно кивнул головой.

— Можно или нет?

Христос молчал.

«Что он все так таинственно молчит?» — подумал Иван.

— Что ты знаешь обо мне, Мессия? — спросил Иван. — Почему ты молчишь?

— Я знаю о тебе то же, что и ты сам знаешь о себе. И ты сам ответишь на свой вопрос быстрее, чем уляжется пыль, поднятая на этой дороге нашими ногами.

Сказав это, Иисус повернулся и пошел дальше, не оглядываясь на Ивана.

Тропа вывела на широкую пыльную дорогу, на которой было множество отпечатков копыт, человеческих ног и повозок. За поворотом дороги, круто спускающейся вниз, показался город, отгороженный от выжженных солнцем холмов высоким частоколом кипарисов.

У крайнего дома в тени деревьев сидели люди, их было человек десять-двенадцать. Увидев путников, эти люди быстро поднялись и, громко разговаривая, толпой пошли навстречу. Иван не мог разобрать, о чем они говорили, но ему показалось, что они были очень возбуждены. Впереди шел человек в дорогих, переливающихся золотым шитьем одеждах.

— Что они хотят от тебя, Мессия?

— Чего они хотят? — Лицо Иисуса было неподвижным. Он остановился и сказал: — Люди хотят от меня только одного — чуда.

Иван отошел в сторону и стал так, чтобы ему было хорошо видно лицо Мессии, который все так же неподвижно стоял, ожидая, когда люди подойдут к нему. Тот из подошедших, кто был в дорогих одеждах, изрядно запыхался, и это не удивительно, потому что дорога шла круто в гору. Он поклонился Мессии и, быстро смахнув со лба пот, сказал:

— Тяжелое горе постигло меня, Равви. Мой единственный сын и наследник тяжело болен, он умирает. Исцели его, Равви. — Иисус молчал. Мужчина кашлянул, сглотнул, потер горло, будто бы он только что проглотил раскаленный уголь, и продолжил: — Исцели его, Господи, приди в мой дом, пока еще не поздно, и спаси моего сына. — Во взгляде говорящего Иван прочитал надежду и страх. Сказав это, человек сразу поник, его плечи опустились, а взгляд потух и стал похож на взгляд побитой собаки. Он стоял и ждал приговора. На Ивана просящий не обращал никакого внимания. «Он уже видел Иисуса когда-то и знает, кто он», — решил Иван. Иисус обвел всех стоящих перед ним взглядом и сказал:

— Скоро наступит время, и наступает уже, когда все, и живые, и мертвые, услышат голос Бога и мертвые оживут. И будет суд. И суд этот будет праведен. Что же вы так мало думаете о душах ваших и так много о заботах жизни, которая коротка и печальна? — Голос у Иисуса был негромкий, но выразительный. Когда он говорил, его нельзя было не слушать, столько убеждения выражалось в нем. Почему-то казалось, что этот голос принадлежал не человеку, стоящему здесь, рядом, а кому-то другому, несоизмеримо более значительному. Иван смотрел на пришедших. Все они смотрели на Иисуса со страхом и надеждой. «Вот в этом и весь человек, он смотрит на жизнь со страхом и надеждой, боясь страдания душевного и физического более всего, убегая от него, как амеба от солевого раствора. Что ему его сын? Когда сам Мессия говорит, что завтра — конец, а ему нужен его сын, которому бы он мог завещать свои богатства, ради которых он жил и работал». Иисус обратился к Ивану:

— Могу ли я не вылечить его сына и остаться Сыном Божьим? — обратился Иисус к Ивану. Теперь все посмотрели на Ивана.

— Они ведь так просят у Тебя именно чуда, а не спасения души, — ответил Иван. Ему показалось, что Мессия едва заметно усмехнулся. Иван внимательно посмотрел в лицо Мессии. «Нет, ничто не говорит о Его презрении к этому жалкому в своей беде человеку».

Мессия обратился к отцу умирающего и сказал:

— Вы не уверуете, если не увидите знамений и чудес[17] Я знаю это… — Сказав так, Иисус замолчал Он стоял и смотрел поверх толпы. Люди, казалось затаили дыхание, воцарилось тягостное молчание — молчание ожидания. Ожидания чуда… — Иди, сын твой здоров. — Сказав это, Иисус двинулся дальше. Люди расступились перед ним, и он, пройдя сквозь толпу, все так же неспешно пошел по дороге к городу, не обернувшись и ничего более никому не сказав.