В договор не входит - Лина Ласс

не износились старые. Ты его, кстати, видела. Помнишь парня, на которого я накричала в кафе?

Брови Юльки поползли вверх.

– Это и был он. Айтишник в подранной футболке. Но в смокинге выглядит на миллион долларов. И всё время занят! То за лэптопом сидит, то куда-то срывается без объяснений. Требовательный и опасный, но верный своему слову. И как с ним сложно! – я снова всхлипнула. – Но и без него невмоготу.

В разговорах мы просидели до поздней ночи, прикончив оставшийся алкоголь. С моих проблем перешли к тому, что происходило здесь. Юлька сменила цвет волос с розового на зелёный, а Машка как была красавицей, так и осталась, только во взгляде теперь мелькало что-то более серьёзное, словно за несколько месяцев поменялся её внутренний мир.

Как только я исчезла, девчонки съехали с квартиры, не желая больше там оставаться. Они даже не поинтересовались, что дальше произошло с нашим соседом, пытавшимся меня изнасиловать. Если честно, то и я не испытывала ни малейшего любопытства. Но больше всего меня поразила Машка.

– Его зовут Олег и он архитектор.

– А куда подевались все мажоры на крутых тачках?

– Это в прошлом, – вздохнула подруга. – И ездит он на Тойоте. Да, не олигарх, но… ни один мужик на меня так не смотрел, девочки. Мы вместе живём уже три месяца. Я встречаю его с работы и готовлю борщ, а он дарит мне цветы и водит в музеи.

– Конфетно-букетный период, – подчеркнула Юлька. – Она бросила меня из-за какого-то интеллигента, а мне ничего не осталось, как принять помощь от родителей. Теперь живу одна, но зато в своей студии.

Я рада была поболтать с подругами, как мы делали это раньше. Давно забытое чувство сестринства и поддержки немного уняло мою нервозность. Я надеялась, что не столкнусь с обидой, и между нами всё останется как раньше. Так и произошло.

Я ещё долго повторяла слова прощения, но девчонки только отмахивались и называли меня глупой. Мы включили какую-то слезливую мелодраму, но уснули тут же на диване, так и не осилив её до конца. В одежде, свернувшись в неудобные позы, под звуки фильма, мы пролежали до самого утра, когда солнце показалось из-за кромки деревьев. Но несмотря на это, ночь была одной из самых спокойных за последнее время. Без сновидений, без мыслей, без тревог.

***

Глаза Пашки расширились, когда он услышал новости.

– Это правда? Ты не врёшь? Поклянись!

– Клянусь, штурман.

Его маленькие руки обвили меня за талию, прижимая к себе.

– Я знал! Я знал, что, когда ты вернёшься, всё станет по-другому! Я знал!

Его широкая улыбка осветило лицо. Он заметно вырос с тех пор, как я видела его в последний раз. Показалось, что и голос стал ломаться. Голова так точно стала больше. Но это был всё тот же Пашка, мой маленький брат, моя родная кровь и самый близкий человек. Наверное, таким он для меня и останется, даже когда повзрослеет. Я никогда не перестану видеть в нём ребёнка. И только чистые невинные раньше глаза теперь отражали всю глубину пережитого, делая его настоящим мужчиной.

– Как у тебя получилось?

– Кое-кто помог, – размыто ответила я. – У нас теперь есть свой дом. Не такой большой, как был раньше, но это просторная квартира в хорошем районе. У тебя будет своя комната, а недалеко есть хорошая школа. Я узнавала, там есть инклюзивные классы.

– Свой дом, – Паша мечтательно вздохнул. – И когда мы туда поедем?

– Завтра я получу все нужные документы и сразу приеду к тебе. Можешь пока собрать свои вещи и ждать меня вон у того окна, – я показала в нужную сторону, заметив наблюдавшую за нами Анжелику Егоровну с привычным вавилоном на голове. Надо же, хоть что-то в этой жизни также неизменно, как причёска директрисы. – А что за кресло? Новое?

Я осмотрела сиденье. Дорогое и современное, с высокой спинкой и электроприводом. Интернат себе таких позволить не мог.

– То, что дали в санатории. Сказали, я могу оставить себе. Смотри, как оно может.

Паша нажал на рычаг и кресло резво стартануло с места, затем развернулось и вернулось обратно.

– Ловко ты, – похвалила я брата.

– Тут ещё дорога не очень ровная. На гладкой я такие трюки делаю!

– И его подарили тебе?

– Ага. Этот санаторий содержат эти… пилантропы.

– Филантропы? – поправила я.

– Да, богатые какие-то. Не каждому повезёт попасть. Мне вот повезло. И Егору, который со мной в комнате жил. Наверное, потому, что мы много пережили. Богачи нас жалеют.

Некоторые сомнения закрались мне в голову. Кажется, я стала параноиком, везде пытаясь отыскать несуществующий след. Мало ли на свете благотворителей, а я зациклилась на одном. Тем более видя счастливое лицо брата постаралась выкинуть из головы всё, что могло омрачить этот день.

– А ребята тебя больше не обижают?

– Да ну их, – Пашка поморщил нос. – Если я завтра уеду, это уже неважно. И свитер мой пусть себе оставят – им нужнее.

– Мы купим тебе новый. Мы вообще всё тебе купим. Всё, что захочешь. Что ты хочешь?

Брат посмотрел на меня с сомнением и неуверенно произнёс:

– Типа приставку?

– Приставку? Да хоть две. И игры накупим.

– А у тебя денег хватит?

Я рассмеялась. Это всегда становилось камнем преткновения, если дело касалось покупок или подарков. Паша не был избалованным мальчишкой и отлично понимал цену всего. Но теперь он никогда и не в чём нуждаться не будет.

– Это у тебя денег хватит, штурман.

С разрешения руководства мы провели вместе целый день, играя на площадке и болтая обо всём на свете. Паша рассказывал о санатории, развлечениях и новых друзьях, а я о том, что успела повидать за границей, обещая, как только это станет возможным, взять его с собой в поездку. Мы воображали, как будем жить вместе, как украсим его комнату и какие праздники устроим. Про свой успех я пока молчала, решив, что новости лучше подавать постепенно. Да и по сравнению с нашим воссоединением она меркла.

Ближе к вечеру я с сожалением покинула интернат, на прощание крепко поцеловав и обняв брата. До сих пор сама мысль, что теперь-то у нас всё будет хорошо, встречала какое-то сопротивление в голове. Неужели это стало возможным? Как долго пришлось ждать. Сколько пришлось испытать, и мне, и брату. Теперь-то мы заслужили свой кусочек счастья?

«Всё будет хорошо. Всё будет хорошо», – повторяла я про себя, шагая в приподнятом настроении. Бодрый шаг отдавался в самом сердце. Хотелось лететь над землёй, прыгать от счастья и петь. Осталось только