Ключи Марии - Андрей Юрьевич Курков

– Конечно, не всех. Поэтому я и говорю, что бывают исключения.

– Почему ты зациклился на женщинах-творцах? – удивлялся Олесь. – Неужели тебя это так волнует?

– Потому, что они ко мне липнут. Хотят, чтобы я им помог, объяснил суть искусства, вывел под яркие звезды славы. Потому, что они хотят славы. Сразу и много. В эту минуту. Никто не хочет ждать. И они приносят мне свои стишки и заглядывают, как щенки, в глаза. А я им в эти просящие глаза вру. Я не говорю правды. Никогда.

Глава 67

Ормос, ноябрь 2019. Бисмарк ест первую в своей жизни калцунью и начинает поиски Георгия Польского

Сладкий сон не отпустил бы Бисмарка из своих объятий, если бы не тихий, но настойчивый и ритмичный шум. Повернувшись на бок, он открыл глаза и тут же понял, что в комнате кто-то есть.

– Kaliméra! – Прозвучал хрипловатый женский голос за спиной. – Sygnómi, nómizaótikoimásai!(греч: Доброе утро! Извините, я думала, что вы спите!)

– Что? – Олег обернулся и увидел хозяйку, одетую так же, как и вчера вечером в черную длинную юбку и темно-синюю кофту.

Она улыбнулась и вместе со шваброй и пластиковым ведром выпятилась из комнаты. Элефтэрии могло быть и пятьдесят лет, и шестьдесят, и семьдесят. Миниатюрная, с открытым, красивым и строгим лицом, с седой аккуратно заплетенной косой, опускавшейся чуть ниже плеч. С очень живыми губами на загорелом, бронзового цвета лице. С голубыми глазами, взгляд которых казался чуть озорным, ироничным.

Бисмарк поднялся. Подошел к двери, чтобы закрыть ее и понял, что она не запирается. Усмехнулся. Умывшись, Олег остановился перед дверцей на террасу, за которой светило яркое солнце. Оно уже приподнялось над морем, но не очень высоко, и поэтому било лучами ему прямо в глаза. Через несколько мгновений глазной солнечной ванны, он прикрылся ладонью, открыл дверь и увидел, что вместо террасы перед ним маленький балкончик со столиком и круглой пластиковой табуреткой. Вспомнил о таксисте: «Плут, как и все таксисты!» – подумал.

Но все-таки присел за столик и снова уставился на солнце, которое успело приподняться еще выше над морем и теперь ему приходилось смотреть на него снизу чуть вверх. Угол его взгляда опять равнялся пятнадцати-двадцати геометрическим градусам! Он усмехнулся, вспомнив, как прошлым вечером мысленно измерял угол его взгляда с дороги на море. С чего это его тут пробило на геометрию? А, понял он, геометрия – это же изобретение древних греков! Неужели он помнит это со школы?

Настроение улучшалось. Словно его душа оживала под южным греческим солнцем. Он ощутил себя в раю, на настоящем отдыхе, который полностью отключает человека от его реальной жизни. Зажмурил глаза, отвернулся от солнца. Теперь оно щекотало своими теплыми лучами правую щеку, висок и ухо.

За спиной что-то звякнуло и он отвлекся от силы солнечных лучей. На столик перед ним опустились кофейник и чашечка, рядом на блюдце он увидел немаленький глазурованный пирожок, посыпанный кунжутом. Опять вспомнились рассказы вчерашнего таксиста.

– Кальцения? – спросил он, подняв глаза на стоящую рядом хозяйку.

– Кальцунья, – поправил она его. Потом добавила: – Kalí órexi! (греч: приятного аппетита).

И ушла.

Под утренним греческим солнцем Олег проснулся окончательно. Тяжело вздохнул, вспомнив, что приехал сюда как раз не отдыхать, а наоборот! Достал мобильник, отыскал фото Польского на лодке в заливе. В том самом заливе, который сейчас лежал перед ним. На синей поверхности, мерцающей блестками низеньких волн, рыбацкие лодки казались похожими на чаек.

– Раз, два, три, – считал он их шепотом.

Их оказалось семь и все они двигались к берегу.

Была бы у него в распоряжении подзорная труба, он бы смог рассмотреть и рыбаков. А вдруг один из них – Георгий Польский?

Бисмарк решил побыстрее спуститься к берегу, встретить лодки, посмотреть на их хозяев. Взял с собой рюкзак, забросив в него то, что считал самым ценным – кинжал со старинной рукоятью и перстень. Оставлять свои ценности в комнате без замка не хотелось.

И только выйдя из дома Элефтэрии, он понял, что до морского берега не так близко, как казалось с балкончика! Да и прямой дороги вниз к морю тут не было. И поспешил Бисмарк нервной, ускоренной походкой направо по улице, которая вела вниз, но не к морю. Эта улица спускалась направо, а поднималась налево. Улицы тут подчинялись формуле зигзага, как обычные горные дороги. Вдоль улицы между аккуратными белостенными домиками росли оливковые сады. На маленьких, почти одинаковых балкончиках сушилось белье. Ни прохожих, ни машин. Именно из-за отсутствия шума Бисмарка напугал топот собственных ног и он сбавил шаг. Слева от его улицы ответлилась новая, повернувшая в сторону залива. Она продолжала неуклонно приближать путника к морю. Наконец на глаза попался отель, который упоминал таксист – «Кортион». Рядом дорожная клумба-развязка, в центре которой на корабельной мачте – обвисший из-за отсутствия ветра греческий флаг. А море сразу слева. И лодки еще не причалили, но теперь они из разрозненных точек словно собрались в однородную флотилию, приближающуюся к бухте. Бисмарк снова ускорил шаг и остановился на набережной лишь тогда, когда можно было рассмотреть пятерых, еще не причаливших к берегу рыбаков. Польского среди них не было.

В уши ударил легкий шум моря. Словно он вынул из ушей беруши или снял наушники. Бисмарк удивленно оглянулся. Тут, над каменной набережной, кружили чайки. На припаркованном рядом желтом джипе другим, греческим карком каркала ворона. За джипом на невысоком каменном парапете набережной, за которым лежал узкий морской берег, сидела и курила сигарету седая старушка, не похожая на гречанку. То ли скандинавка, то ли немка. Ее закрыла неожиданно подъехавшая машина, припарковавшаяся за джипом. Из машины вышла парочка пожилых туристов. Мужчина в джинсах и ковбойке, женщина в летнем сарафане. Переговариваясь на немецком, они закрыли машину и отправились на прогулку вдоль берега.

– Как же его искать? – задумался Бисмарк, оглядываясь на множество видневшихся домов Ормоса и в долине между гор, спускающихся к краям залива, и на склонах. Там, где заканчивалась набережная, за бухтой для рыбацких лодок, виднелась красивая церквушка. А за ней, вверху на склоне горы, еще одна.

Ноги сами отправили Бисмарка в путь, словно две видневшиеся церквушки стали для них сигналом. Да и думалось Бисмарку на ходу легче, чем в застывшем, неподвижном состоянии. На ходу он больше замечал жизнь Ормоса, слышал свои и не