Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

существует прямых указаний на то, как Лавров оценивал ту сторону взглядов поздних лавристов, которая была связана с начинавшимся разочарованием в общине. Ясно во всяком случае, что для отождествления воззрений на этот счет самого Лаврова и поздних лавристов в России нет оснований. Если Лаврову и приходилось указывать, что он не отчаивается окончательно при мысли о возможном утверждении в России капиталистических форм[1003], то, с другой стороны, он никогда, вплоть до конца своей жизни, не отказывался от надежд на общину и общинное крестьянство, а к марксистской оценке ведущей исторической роли русского пролетариата он относился отрицательно, близоруко называя даже в конце 80-х годов фантастичной мысль группы «Освобождение труда» о широкой агитации среди городских рабочих[1004].* * *

Бунтарские элементы, преобладавшие среди активных революционеров-семидесятников, с своей стороны были разочарованы результатами движения «в народ». Но они отнюдь не потеряли веры в возможность и целесообразность дальнейшей деятельности среди крестьян, хотя пришли к сознанию о необходимости изменить формы и постановку ближайших задач этой деятельности. «Тяжелый опыт нескольких лет не мог не убедить всякого трезвого человека в том, что… социализм западный совершенно отскакивает от русской массы, как горох от стены»[1005], – писал примкнувший к бунтарству С.М. Кравчинский. Но в крестьянстве, продолжали верить бунтари, существуют свои самобытные взгляды и стремления революционного характера. «Несмотря на хождение в народ многих сотен людей… влияние на народ было поверхностно и неглубоко», – заявлял в своих автобиографических показаниях Александр Михайлов. А между тем, утверждал он, революционные стремления народа проявляются в самых различных формах – «везде достаточно горючего материала»[1006]. Самостоятельные революционные стремления, находимые интеллигенцией бунтарского склада в крестьянской массе, считались ею вполне пригодным базисом для дальнейшего развертывания работы. Правда, крестьянство оказывалось пока неподатливым на непосредственную пропаганду социализма. Но в своем глубоком существе стремления крестьянства все-таки считались не только не противоречащими идеалам социализма, но даже, напротив, совпадающими с последними. Революционеры-бунтари хотели верить, что самопроизвольное развитие народного крестьянского быта, освобожденного от давления враждебных сил (эксплуататоров, государства), в конечном результате приведет неизбежно к торжеству полного, «чистого» социализма[1007].

Революционеры-бунтари теперь признали целесообразным и эффективным воздействие на народ исключительно на почве уже «сознанных» народом интересов и стремлений. Они считали, что надо говорить с крестьянством его языком о предметах, волнующих народную жизнь изо дня в день, надо поставить на своем знамени, говоря словами Александра Михайлова, «народное движение во имя народных требований»[1008].

В программе организации «Земля и воля», родившейся из обсуждений и самокритики середины 70-х годов и возглавившей движение на новом после «хождения

[1009] ]]> Ш ]]> Л.) из них образует для себя». Землевольцы, как следует из вышеизложенного, не отказывались от убеждения, свойственного народнической теории в целом, в социалистических наклонностях крестьянства в России и в возможности достигнуть в конце концов победы социализма на базе крестьянской общины. Землевольцы, другими словами, оставались верны общим основам народнического мировоззрения. ]]>

В программе трактовался также национальный вопрос. «Земля и воля» считала обязанностью революционеров содействовать разделению существующей Российской империи на части соответственно местным желаниям[1010].

Землевольцы мечтали о насильственном народно-революционном перевороте, для подготовки и осуществления которого программа «Земли и воли» важнейшим средством считала агитацию как словом (устным и печатным), так и главным образом «путем дела», непосредственного действия. При этом имелись в виду бунты, стачки, демонстрации и т.д.

Платформа «Земли и воли» целиком отвергала деятельность в народе «с налету». Была осуждена распространенная прежде практика, когда, по словам А. Михайлова, революционеры «только проходили через народ»[1011]. Вместо этого была принята в качестве руководящей мысль о необходимости длительных и прочных «поселений» в народе. Устраивались группами в роли фельдшеров, учителей, писарей и пр. и по преимуществу в тех местностях, где недовольство населения существующими порядками предполагалось наиболее сильным и острым. Революционеры должны были заботиться о завоевании авторитета среди местного населения, о заведении возможно более широких связей с подходящими местными людьми[1012]. Достигнутое положение и установленные связи должны были быть использованы в целях агитации и организации всевозможных протестов, начиная с чисто легальной по форме борьбы против злоупотреблений местных властей и «кончая, – как гласила землевольческая программа, – вооруженным восстанием, т.е. бунтом»[1013]. Наряду с работой в деревне намечалось также землевольцами развертывание деятельности и в городе, среди рабочих промышленных местностей и интеллигенции университетских центров.

Землевольцами была признана необходимость серьезной, тесно сплоченной организации самих революционеров[1014]. Впоследствии, в 1901 г., на страницах ленинской «Искры» Плеханов, в прошлом один из главных деятелей «Земли и воли», авторитетно свидетельствовал о наличии тайной, строго конспиративной и централизованной организации «Земля и воля» 70-х годов[1015]. В.И. Ленин в «Что делать?» подчеркивал, что идея боевой централизованной революционной организации родилась не в «Народной воле» (как часто думали), что «превосходная организация, которая была у революционеров 70-х годов», создана была «не народовольцами, а землевольцами, расколовшимися на чернопередельцев и народовольцев»[1016].

Следует заметить, что в программе «Земли и воли» наряду с задачами агитации, организации, пропаганды, направленными к подготовке насильственного переворота, ставилась и задача дезорганизации сил врага. Если в первоначальном кратком варианте программы глухо говорилось о «дезорганизации государства», дающей революционерам «надежду на победу при