Сень горькой звезды. Часть первая - Иван Разбойников

наперед узнать – жить не захочется. В неведении спокойней лямку тянуть. Святая книга твоя, Серафим Адамыч, страшней колхоза.

И, чтобы не слушать возражений, вышел, плотно притворив двери. Серафим посмотрел ему вслед с укоризной и продолжил чтение:

– Четвертый ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца, и третья часть луны, и третья часть звезд...

...И живые позавидовали мертвым...

Глава двадцать восьмая. Душа шайтана

Товарищ читатель!

Не прогневись, если мое обращение к тебе покажется сухим и казенным. Совсем не моя вина, что не уберегли мы высокое слово «товарищ» и, насильно внедрив его в повседневность, затаскали в официальных докладах, замызгали в канцеляриях присутственных мест, размазали по транспарантам, истрепали в обиходе, извратили и выхолостили самую суть и глубинный смысл этого хорошего слова. В краях, о которых я осмеливаюсь вам поведать, всякого встречного никогда не назовут товарищем, потому что о товариществе, как и о любви, прилюдно говорить не принято.

Если уж приспичит первому обратиться к незнакомому, то найдутся и другие слова: «любезный», «уважаемый», «земляк», «приятель», «братец», «сударь», наконец, в крайнем случае – «гражданин». Лучше всего обращаться к собеседнику по имени и отчеству, но уж никак не «товарищ», потому как гордое это слово приберегается для самых близких и испытанных. А следовательно, разбрасываться им попусту не пристало.

И поскольку мой читатель не поленился, не заскучал, не отбросил в сторону написанное мной и добрался до этих строк, значит, он мне поверил, значит, он мой единомышленник и земляк и я могу назвать его товарищем.

Моему читателю не надо долго объяснять, как выглядит та, похожая на миниатюрную дугу, утиная косточка, которую мальчишки-спорщики, уговорившись о закладе, ломают на две половинки, приговаривая: ломай и помни. Вспомнили? Так вот, на эту костяную лужку похожа протока Нега, если на нее взглянуть с высоты орлиного полета.

Оба свободных конца протоки, огибая огромные острова, соединяются с Обью, а напряженный изгиб дуги прижимается к таежному берегу как раз на половине своей длины. Скорая обская вода с разбега бьется здесь в песчаный обрыв, отражается от него, закручивается в воронку и снова устремляется к берегу в надежде оторвать от него кусок.

Это место излучины Неги испокон веков известно как Половинка. Никто точно не знает, почему его так назвали. Может, потому, что протока делится здесь по длине пополам, а может, для того, чтобы те редкие ягодники, которые, превозмогая суеверие, отваживаются высадиться на дурной славы берег, чтобы брать пахучую морошку во мхах между Негой и черным озером, не забывали, что и кривые пихты, и омут на Неге, и озеро, и старое хантыйское кладбище за ним – все это владения древнего хантыйского шайтана, который в своей вотчине волен в жизни и смерти. Так что, пришелец, ягоду бери – и помни!

Помни, что на этой земле, в этой тайге ты гость и должен чтить хозяина. Помни, что с непутевого, неуважительного гостя взыщется. Помни, что текущее в суете наше бытие лишь бренная половина сущего и есть у нее другая, зеркальная ей часть, от непосвященных сокрытая и известная, пожалуй, одним блаженным да еще хантыйским шаманам.

Рассказывают, что давным-давно на здешнем яру над омутом стоял осиновый истукан, в котором жила душа шайтана. Когда блюстители православия прослышали о бесовском болване, то снарядили команду для его отыскания. Команда без труда добралась до идола и не долго думая подпалила вместе со всеми шаманскими причиндалами и колдовскими кознями. Старики уверяют, будто из того пламени вылетела душа шайтана в облике черной гагары и с тех давних пор обитает на Половинке, мается, неприкаянная, без тела и пакостит русским людям.

Редко кто рискнет потревожить тишину Половинки, от которой жуть овладевает даже бывалыми охотниками. Только бесшабашные мальчишки, которым, по их глупости, пока еще и черт не брат, осмеливаются расшевелить сонное безмолвие черного озера во время кратких набегов за неимоверной величины окунями. Однако набегают звонкоголосые ватаги на Половинное озеро раз-два в году, а в остальное время ничто не нарушает спокойствия глухомани. Разве что протарахтит на Неге мотолодка из Вартовска или громко плюхнется вершиной в омут под корень подмытое дерево. Множество их упало здесь ниц перед царевной-Негой, да так и осталось навеки, спутав мертвые ветви и корни в непролазную крепь, под сенью которой можно надежно укрыться.

Человек в черной спецовке, что присел покурить под обрывом, кажется, именно на это и надеется. Докурив, он поднялся с корточек, сунул окурок в карман, нырнул под упавший ствол и снова появился уже с брезентовым свертком. Воровато оглянувшись кругом, человек в спецовке вынул из брезента, оказавшегося дождевиком, маленькую, как игрушка, винтовку-тозовку. Повертев ее в руках, человек оттянул затвор, дунул в ствол и, заложив патрон, приготовился ждать.

В ожидании пришлось искурить не одну самокрутку, пока со стороны поселка по воде не раскатился характерный гул. Человек насторожился и приложил к уху ладонь: громогласный выхлоп известного всей реке мотора не оставлял сомнений – идет лодка лесника Батурина.

Человек потушил цигарку и, удобно примостив винтовку на поваленном стволе, как на бруствере, изготовился к стрельбе.

Преодолевая встречное течение, зеленая деревянная лодка медленно выползла из-за мыса и, срезая по прямой путь, взяла курс прямиком на засаду.

Степан Батурин правил рулем с кормы. Теплый ветерок распушил его льняные волосы,