Неподвижная земля - Алексей Семенович Белянинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, побывав в Илийском, Русаков убедился, что на таком проекте приходится поставить крест. «Геолкому» удалось зайти в реку при сильном северо-западном ветре. А вот когда назавтра выбирались обратно, полдня ушло на то, чтобы отгребать вручную песок из-под киля. Песчаный бар давал здесь глубину не больше полуметра, и они почти что на руках протащили катер из устья Или в озеро — не то семь, не то восемь километров. И хорошо еще, что вообще выбрались…
Дальше в дневнике, через всю страницу, запись крупными буквами, синим карандашом:
«10—15 июля: переезд по Балхашу до залива Бертыс…»
Потом — встречи с Наковником, информация от него о ходе работ. Поиски воды так ни к чему и не привели. В пробуренных скважинах, в пробных колодцах воды оказывалось мало, да и та непригодная. Пришлось использовать группу восточных колодцев, в шести с половиной километрах от лагеря, и северных — в шести. Но и там вода жесткая, солоноватая и, что хуже всего, с магнезиальными примесями. Эти примеси в августовские жары дали массовые желудочные заболевания, которые с трудом удалось ликвидировать.
Но что бы там ни было, нельзя было забывать о главном. К 1 октября в Коунраде пробурили девять скважин, и все девять подтвердили первоначальные прогнозы. При подсчете запасов — теперь уже на основании детальной разведки — выяснилось, что Русаков почти точно назвал цифры при первом обследовании, — год назад.
«Все это было проделано, — писал Русаков в отчете, — несмотря на то, что первый год работ в удаленнейшем и пустынном Прибалхашье грозил чрезвычайными осложнениями».
Дневник геолога, не обремененный подробностями, не признающий проявлений чувств, пусть и разрозненно, но восстанавливал передо мной события почти сорокалетней давности. В дневнике не было ни слова об опасностях, которые могли подстерегать их в то неспокойное время. Об этом можно только догадываться, прочитав на отдельной странице такую расписку:
«Полученный для меня М. П. Русаковым в Геологическом к-те маузер № и 50 шт. патронов к нему от М. П. Русакова получил и также разрешение от Г. П. У. на ношение этого оружия».
И подпись Бруновского, начальника топографического отряда.
Уже позднее, прочитав очень хорошую книгу Н. И. Наковника «Охотники за камнями», я узнал, что звали Бруновского Ричард, он впервые отправился в экспедицию с Русаковым весной 1925 года, в качестве топографа-практиканта, что это был «высокий худощавый парень, выдававший себя за старого рубаку…». Страстный охотник. Человек, на которого можно было положиться в самых трудных и сложных положениях.
Неожиданно — уже после того, как эта повесть была напечатана впервые, — я получил письмо от своего старого товарища, писателя Иосифа Дика.
«Весной 1941 года, — писал Дик из Москвы, — будучи студентом первого курса Ленинградского горного института, я от лютого безденежья устроился коллектором во ВСЕГЕИ — Всесоюзный геологический институт — в поисковую партию, которая должна была вот-вот выехать в Ленинабад, а затем в долину реки — если память мне не изменяет — Кара-Мазар. Кстати, искал ее на моих маленьких картах и не нашел, может быть — название путаю. И самое главное, что начальником партии был мой любимый, несравненный профессор Михаил Михайлович… Юдичев!
Бьюсь об заклад, что это тот самый Юдичев, о характере которого ты только строишь догадки. Поверь мне, это был чудо-дядька!.. Я уехал на фронт, а он оставался в Ленинграде. Помню, провожая меня, он сказал в том самом кабинете, где мы работали: «Как жаль, что я расстаюсь с вами. Я так к вам привык».
Мне было тогда восемнадцать, а ему эдак под пятьдесят, и он, я чувствовал, тянулся ко мне, как к сыну, но вида не показывал — начальник! А при проводах у него вырвалось…
Крепыш, невысокого роста, с крупной седеющей головой, строговатым взглядом, он всегда был при галстуке, в темно-синем костюме. Был стремителен в движениях, говорил резковато, особенно когда разговор касался дела: «Достать седла! Ящик сгущенного молока! Подобрать спальные мешки!»
Так люди, начинавшие в Коунраде, обретали для меня зримые, живые черты, и, читая дневник в номере балхашской гостиницы, я не мог не подумать, что русаковский карандаш бегал по этим разлинованным в клетку страницам в то время, когда в бухте Бертыс не дымили трубы медеплавильного завода, одного из крупнейших в Азии и Европе, непуганая рыба плескалась возле пустынных берегов, а на месте нынешней чаши в Коунраде возвышались холмы, и кочевники-казахи ставили по соседству свои юрты и с удивлением наблюдали за людьми, которые рвут взрывами горы, долбят землю и зачем-то — трудным караванным путем — отправляют куски этой земли в Каркаралинск, как будто там нет такой же…
Так это начиналось летом и осенью 1929 года.
…Я начал с Саяка, потом задержался в Коунраде, а ведь цель у меня другая. Но саякские встречи и русаковские записи помогли мне лучше представить прошлое Балхаша.
Рыжая степь под крылом самолета.
Ослепительное небо.
Внезапно впереди — не то зеленая, не то синяя стена, и, кажется, самолет в нее врежется, но он идет в обход, и сверху заметно, как ветер рябит воду.
Такой увидел эту землю девятнадцатилетний парень из Подмосковья — Иван Волков, когда на вертком, неустойчивом «КН-5» летел на Балхаш из Алма-Аты пыльным июньским днем 1934 года, — летел с ночевкой в Талды-Кургане, потому что напрямую через озеро самолеты не рисковали.
Адрес, записанный у него в путевке, — Казахстан, площадка Прибалхашстроя, бухта Бертыс на озере Балхаш — приобретал зримый облик распластавшейся каменистой пустыни, изрезанных берегов озера с бухтой, где шевелились игрушечные баржи, а чуть подальше — котлованы, домики, бараки, юрты… Маленькая тень самолета, неотступно следовавшая за ними, стремительно кинулась под колеса. «КН-5» вздрогнул, коснувшись земли, и побежал прямо на человека, который издали махал им флагом. Еще в Москве, не подозревая, что Цекамол отзовет его с курсов, куда удалось попасть с таким трудом, и направит на далекую стройку, Волков читал похожие на приказ заголовки в газетах, набранные крупным шрифтом:
«Будем драться за Балхаш, как за Магнитную!»
Ему пришлось вступить в эту драку с первого же дня. Как и предполагалось, он стал секретарем комитета комсомола на Прибалхашстрое. И чем только тогда не приходилось заниматься Ване Волкову! Острое положение с транспортом? Срочные грузы недопустимо задерживаются? Волков идет с караваном в Караганду — повидать пути, связывающие Балхаш с базами снабжения, и выяснить, какую помощь могут оказать комсомольцы.
Старый Валиев тракт — пятьсот
