Неподвижная земля - Алексей Семенович Белянинов

— Темнишь ты, Василич, — вздохнула она.

— Думай как знаешь, а я тебе все объяснил, как оно есть.

Он проводил ее в сенцы, притворил за ней скрипучую дверь и вернулся в библиотеку.

Сейчас поздно было думать, почему тогда так случилось с Петькой и правильно ли молчать о том, что известно ему — и никому больше. Сазонов чувствовал, что затылок наливается горячим свинцом, а это значит — он теперь неделю, не меньше, будет валяться с незатухающими головными болями. От них не спасет даже хороший стакан водки, хоть водка и от всех болезней, как любил приговаривать дед Поярков. А может, поверить ему?.. Попробовать?

Из сундука, на который присаживалась Даша, он достал непочатую бутылку.

Когда жена вернулась, Сазонов сидел на кухне.

На столе перед ним стояла почти порожняя бутылка, чернел ломоть хлеба. Солонка с крупной солью. А в глубокой тарелке нетронутые соленые грузди.

— Это какой же у тебя такой сегодня праздник, — спросила она, и голос ее не предвещал ничего доброго. — Не было у нас покуда заведено — в одиночку нахлестываться.

— Это не праздник. Это поминки, — строго сказал он. — Поминки по всем девяносто восьми и еще — по девяносто девятому тоже, никуда мне от него все одно не деться. А ты не выспрашивай меня, не выспрашивай. И не вздумай укорять!

И жена удивилась, что после выпитой бутылки, на одного, голос у ее Андрея Васильевича звучит совсем трезво.

1968

ПОВЕСТЬ МЕДНОГО ВЕКА

…Машина — «ГАЗ-69» — ныряла в холмах, покрытых снегом.

Каменистая дорога непрерывными очередями обстреливала днище кузова. Для меня это пока была обычная горбатая пустыня, где солнце, готовясь к весне, понаделало проталин, и только по этим проталинам я догадывался, как тут летом: черно-бурые застывшие волны холмов, а по саям[27] — зеленые травяные потеки. Одинокий, заброшенный дом справа у дороги посматривает провалами окон.

— Тастау, — кивнул в сторону дома Руслан Остапенко, начальник геологической партии, которая пятнадцать лет ищет в Саяке медную руду.

— Тастау, — повторил я, но мне это название ничего не говорило.

— Тут у нас тоже будет карьер, — продолжал он. — Один из четырех карьеров, что — хоть сейчас в эксплуатацию.

Сидя в машине, Остапенко видел те же самые холмы, что и я, и тот же дом у дороги. Только ему он, наверное, не казался одиноким. А подальше — у подошвы холма — обвалившаяся землянка. Там Остапенко и его товарищи жили лет восемь назад и сами себя называли верхолазами, потому что зимой часто заметало выход и выбираться приходилось через крышу.

Они тогда в Тастау бурили, и очень им хотелось верить, что все мучения — не зря, мучения со скальным грунтом, который даже приезжая комиссия отнесла к двенадцатой категории трудности. И как же ошарашило их распоряжение Алма-Аты: работы свернуть, поскольку нет серьезных оснований считать, что запасы руды в Саяке и на прилегающих участках вроде Тастау могут иметь промышленное значение. И уже по следам этого распоряжения новое указание: буровые станки и вообще все оборудование партии передать Четыр-Кулю.

— Какой дурак изобрел радио! — зло скомкал радиограмму тогдашний начальник партии Султан Кузембаев.

Похоронить Саяк? Он не мог и не хотел примириться с этим.

Точно так же не хотели, не могли и главный геолог Георгий Бурдуков, и Остапенко тоже, рядовой геолог в то время, — словом, никто из всей многочисленной партии.

Почти неизбежно в рассказах о разведчиках недр присутствует романтика нехоженых дальних троп, светят костры и раскидывается звездный шатер неба… И еще — решительное преодоление трудностей, что ставит на их пути недружелюбная природа, стерегущая свои клады. Во всем этом нет ничего неправдоподобного или надуманного. В том же Саяке каждому, кто станет знакомиться с его историей, непременно назовут имя геолога Гапановича, погибшего здесь в середине тридцатых годов.

Но вот двадцать с лишним лет спустя саякцам легче было бы, скажем, прошагать под палящим солнцем, без воды полсотни километров или в жгучий буран пробираться на скважину, чем сообща сочинять очередную маловразумительную отговорку, почему не демонтируются буровые станки, почему оборудование до сих пор не отправляется в Четыр-Куль.

Скважины бурились почти что контрабандой. Может, покажет себя та, которую вот-вот заканчивает Данила Журавлев? Или Кусаин Кабылбаев даст долгожданный результат? Или Каньят Шукенов, или братья Федор и Егор Сомовы поднимут такой керн, что начальство схватится за голову и скажет: вот молодцы, не послушались нас!..

Однако молодцами их пока никто не называл. Нарушая сроки, нарушая все приказы и предписания, обрастая строгими и строжайшими предупреждениями и выговорами, каждый рассчитывал на силу известной пословицы, по которой — не принято судить победителей.

Об этом и шли бесконечные разговоры, под вой зимнего ветра, в той землянке, которая осталась позади, справа у дороги. Неоправданное упрямство? Нет. Близость к исходным данным, интуиция, основанная на точных расчетах, вера в проницательность своих предшественников — вот что заставляло геологов тянуть со свертыванием работ, стараясь выиграть время. Это в общем им удалось. Новые материалы, полученные и обобщенные Саякской партией, заставили говорить уже не о туманных предположениях и надеждах — о реальных перспективах промышленного освоения. Кажется, Саяк начинал оправдывать лестные отзывы санкт-петербургского геолога А. А. Анохина, высказанные им еще в предвоенном 1913 году. И тем более прогнозы Николая Ивановича Наковника, добравшегося до этих безлюдных сопок в июне 1930 года.

Я узнавал все это от Остапенко, и пустыня вокруг представлялась мне уже несколько другой, не похожей на ту, что я видел какой-нибудь час назад. Пустыня казалась обжитой.

Наша машина обогнула холм, и навстречу высылали домики — Саяк-1, откуда все и начиналось. Мы вылезли на площади посередине небольшого поселка, и сразу бросились в глаза переплеты буровых вышек на недалекой окраине.

В будке одной из буровых я познакомился со сменным мастером Киргизбаем Максутовым и его помощником Степаном Казанцевым. 269-я скважина — 1000 метров по проекту, прошли они 860. Скальные породы, за смену удается пройти до полуметра, не больше. Можно бы и быстрее, примерно в два раза, но для этого нужны алмазные наконечники, а их нет. 269-я по геолого-техническому наряду — структурная скважина, это значит, что керн берется на протяжении всей проходки. И как раз сейчас Казанцев и Максутов поднимали колонну — труба за трубой ложилась на деревянный помост у скважины.

К нам подошел Данила Константинович Журавлев — тот самый, что бурил здесь, когда судьба Саяка висела на волоске. Журавлев в своей жизни много поездил с изыскателями и не привык подолгу задерживаться на одном месте. Но вот задержался, потому