Неподвижная земля - Алексей Семенович Белянинов

Обилие дел — сложных, неожиданных, радостных, неприятных, необходимых, третьестепенных, наиважнейших… Волков уставал очень, но ему хотелось думать, что вот в таком же состоянии приподнятости находились люди во время гражданской войны, в которой он из-за позорной молодости лет не принял участия.

Чего только не случалось на стройке… Пришла как-то, вся в слезах, молодая женщина. Из поселкового Совета ее родителям отправили письмо с требованием забрать дочь — по причине распутного поведения. Приходится откладывать в сторону дела и заниматься спешным расследованием. В поссовете пожимают плечами — у них такого письма никто не отправлял. Потом выясняется — это ей отомстил бывший муж. Что-то надо предпринимать, чтобы отбить у него охоту к подлости.

Балхаш… Далекий, глухой. И каких только тут не повстречаешь людей. Вот хотя бы… Волков довольно часто сталкивался по делам с Соловьевым из коммунального отдела. Ничего особенного он за ним не замечал — работник как работник. А потом оказалось, что Соловьев — никакой не Соловьев. Настоящая его фамилия Балакин. В прошлом кулак. А еще во времена гражданской войны Балакин добровольцем ушел в карательный отряд к Колчаку. Производил налеты на сибирские села, где оставались семьи красноармейцев и коммунистов. Расстрелы, насилия. Балакин принимал участие и в расстреле девятнадцати коммунистов в Нижнесиняхинском сельсовете.

Он хотел отличиться на этой черной работе. И отличился — его произвели в офицеры, назначили начальником карательного отряда. Когда же с белогвардейщиной было покончено, Балакин незамеченным вернулся к своему хозяйству. В 1931 году за невыполнение заданий по хлебозаготовкам был осужден к двум годам лишения свободы. Но ему удалось бежать из-под стражи, а затем, добыв чистые документы, он завербовался на Балхаш плотником. Здесь и продержался три года, стал даже профоргом.

На Балхаше были обнаружены и взяты крупные рецидивисты-налетчики, проходившие по мокрому делу, — Кузнец и Бабаджан. Они в Сибири совершили побег из мест заключения и рассчитывали до поры до времени затеряться среди массы вербованных на далекой казахстанской стройке, где даже злосчастному Макару не могло бы прийти в голову гнать пасти своих телят.

Но — не затерялись, и вскоре их можно было снова увидеть на строительной площадке, только под охраной конвоиров. А среди горлохватской шпаны резко выделялся аристократическими манерами, дорогими костюмами, душистыми папиросами «медвежатник», хороша известный многим уголовным полициям Европы, любимый ученик и наследник короля сейфов — Адмирала Нельсона, того самого, о котором впоследствии написал рассказ Л. Р. Шейнин.

Встречались и другие, случайные. Так, во время торжеств и митингов на Прибалхашстрое играли — заслушаешься — ленинградские музыканты. Духовой оркестр в полном составе, во главе с «капельдудкой», прибыл на берега бухты Бертыс даже со своими инструментами. Лабухам пришлось совершить это не близкое путешествие по той простой причине, что однажды на поминках они слишком усердно угощались и по дороге домой, на Невском, поздней ночью грянули во всю медь «Боже, царя храни…»

Дел у Волкова было много, но как-то сил хватало на все — молодость, что ли… Вечером — побывать на репетиции джаз-оркестра, созданного его тезкой — Ванькой Зюзиным, комсоргом с ТЭЦстроя. И не только охота новинки послушать — надо посмотреть, все ли кружковцы добросовестно посещают занятия. Лабухам скоро домой, трудно предположить, что они захотят остаться. А какой же праздник или субботник без музыки?

После репетиции — ночью, попозднее, — пройти по баракам и землянкам, заглянуть в жилые юрты. Вчера выдавали зарплату, а есть тут некоторые, что зарабатывают на жизнь очком или бурой, и опять и опять подпольные банкометы, с запрятанным в рукаве тузом, приманивают новичков робкими выигрышами, чтобы потом пустить в чем мать родила. Говорят, снова, нарушив зарок, взял колоду в руки известный такой банкомет — Ветров…

…Но как бы он ни был занят, успел ли ночью поспать или нет, — Волков на протяжении дня заглядывал в лабораторию, а уж если сверхсрочные дела не позволяли, то хотя бы звонил: как с пробной плавкой? Коунрадская руда поначалу плохо поддавалась обогащению. Многие сотни опытов, но твердая технология процесса так пока и не установлена.

Об этом у Волкова было много разговоров с Камалом Кадыржановым, одним из первых на Прибалхашстрое инженеров-казахов — Камал приехал сюда еще раньше него, в марте 1933 года, стал мастером на опытной обогатительной фабрике и вместе с другими специалистами ломал голову над тем, как заставить коунрадскую руду отдать медь.

Камал кончал Институт цветных металлов, и при встречах с ним Волков мог досыта наговориться о Москве, помечтать — как хорошо было бы завалиться под вечер в парк культуры или проехать по всем станциям метро — при них метро еще только начинали строить.

Вместе они кинулись в лабораторию, когда 19 марта 1935 года стало известно, что наконец-то после опытной плавки получена медь, удовлетворяющая технические требования. И не только удовлетворяющая! 88,90 процента меди в концентрате. Им не надо было заглядывать в записную книжку, чтобы назвать эту цифру. Газета писала, что мировая практика почти не знает таких сильных концентратов.

Это было начало.

Четверть века спустя Волков будет читать в рукописи, которую ему принесут на консультацию как свидетелю и участнику, хранителю живой истории Балхаша:

«Весной 1938 года на обогатительной фабрике одна за другой вступили в эксплуатацию две секции. Были получены первые тонны медного концентрата.

На медеплавильном заводе готовили к пуску первую отражательную печь. Ее разогрев начался в конце июня, а 17 июля смена мастера Краснобаева выдала первый штейн.

В течение двух месяцев металлурги вели предпусковые работы. Наконец был установлен конвертор. В 5 часов вечера 24 ноября из конвертора широкой струей хлынула медь. От первого отлитого штыка черновой меди были отрезаны пластинки, которые по сей день хранятся у многих…»

Это были уже не просто опытные образцы.

Жизнь на Балхаше налаживалась.

Пришел из Караганды первый железнодорожный состав. Бесконечные нити уложенных рельсов покончили с оторванностью Балхаша. К тому времени и озерный флот пополнился новыми судами, и лоцманы, накопившие опыт, уже умели проводить караваны, минуя злополучные перекаты.

Уходили старые, появлялись новые заботы. Не загадывая на долгие годы вперед, Волков думал так: вот построим комбинат, вот потечет первая медь, вот сдадим новую очередь ТЭЦ, а там — посмотрим. Он посмотрел и остался. И в самые трудные и неприятные минуты, — а таких минут хватает в жизни каждого, — он не жалел, что Балхаш стал его судьбой.

…Узнавая людей, живущих по берегам медной реки, я мысленно составлял карту, обозначая на ней пути, которыми эти люди попадали сюда.

Со всех сторон света тянулись на Балхаш и здесь завязывались тугим неразрывным узлом тонкие штриховые линии.

Я двинулся