Репортаж с петлей на шее. Дневник заключенного перед казнью - Густа Фучик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я много думал, прежде чем написать Вам, ибо хорошо сознавал, что мое сообщение вызовет у Вас болезненные воспоминания, снова оживит кошмары, которые Вы переживали в Панкраце, терзаясь мыслью о том, каким мучениям подвергается Ваш супруг на допросах. Но я решил, что правильнее будет, если Вы узнаете об информации и свидетельстве, которые я прилагаю по просьбе г-на директора школы И. Пешека, бывшего политического узника, который находился в Панкраце в одной камере с Вашим мужем. К сожалению, г-н Пешек, здоровье которого было подорвано в тюрьмах, на днях умер, вскоре после того как возвратился на родину. Настоящим письмом я выполняю данное ему обещание.
Хочу, уважаемая пани, заметить, что директор Пешек, которого Фучик называл папашей, действительно питал к Юльче отеческую любовь, постоянно о нем вспоминал и каждый вечер напевал его любимую песню. Этим г-н Пешек мне внушил искреннее уважение к Юлиусу, как стойкому и мужественному человеку, активному пропагандисту идей социализма и коммунизма. Сожалею, что никогда не видел этого великого человека.
Из рассказов папаши Пешека я бы мог поведать о Юльче очень много интересного, значительно больше того, что позволяют рамки данного письма. Поэтому позволю себе, уважаемая г-жа, от своего имени и от имени моей супруги пригласить Вас к нам домой. Заходите в любое время, когда будете в Праге.
А пока разрешите пожелать Вам хорошего здоровья, а также душевного равновесия в Вашей горькой судьбе, которая – я в это верю – служит хорошим примером для тех, кто стремится следовать заветам Юлиуса Фучика.
Славу труду!
Инж. Владимир Казда
Прага XII, Лобковицкая площадь, № 1».
К письму была приложена копия свидетельства инженера Казды:
«Свидетельство и информация
о Юлиусе Фучике, редакторе «Руде право».
Прага, 11 июня 1945 г.
Нижеподписавшийся инж. Владимир Казда, проживающий в Праге XII, Лобковицкая площадь, № 1, бывший чехословацкий политический заключенный, дает следующие свидетельские показания о г-не Юл. Фучике, редакторе «Руде право», на основе бесед, которые он, Казда, имел с недавно умершим, бывшим политическим узником г-ном И. Пешеком, директором школы и старостой Чешской учительской общины в Праге.
Весной 1944 г. в нацистской панкрацкой тюрьме я попал в камеру № 248, во втором коридоре отделения «Ц», где познакомился с директором школы И. Пешеком. Мы быстро подружились. Я узнал, что папаша Пешек долгое время сидел в камере (№ 267/П/Б) с Юлиусом Фучиком. Они стали близкими друзьями, и Юльча – так Пешек всегда называл Фучика – стал звать Пешека «папаша». Не проходило ни одного дня, чтобы папаша не рассказывал мне о Юльче, а позже Пешек попросил меня, чтобы в случае его смерти я передал информацию и свидетельство в соответствующие организации».
Папаша Пешек поведал следующее:
«Однажды к ним в камеру бросили страшно избитого, вернее сказать, истерзанного, полуживого человека. Это был Юльча Фучик Казалось, что в таком состоянии он не проживет и дня. Все тело его было синим и представляло собой сплошной кровоподтек. Лежать Фучик мог только на животе. Говорить не мог, лишь хрипел, когда набирал в легкие воздух. Непонятно, как человека в таком состоянии могли швырнуть в камеру, где единственным лечением была забота товарищей по заключению, которые обкладывали его раны мокрыми тряпками, изорвав для этого свое белье. Тюремный врач (должно быть, д-р Навара) сомневался в возможности спасти истерзанного Юлиуса. Комиссары из дворца Печека не разрешили госпитализировать Фучика в тюремной больнице. Было сказано: «Если он околеет, пусть околевает в камере».
Наперекор всему Фучик пережил критический день. Вместе с другим заключенным (к сожалению, не знаю его имени) папаша аккуратно каждый час обкладывал больного мокрыми тряпками. При новом врачебном осмотре больному вновь было отказано в транспортировке в больницу. На третий день в камеру притащили носилки. Мы подумали, что Юльчу поместят в больницу. Однако его унесли в канцелярию, где двое гестаповцев учинили новый допрос, несмотря на то что Фучик часто терял сознание. После этого бесчеловечного допроса его опять принесли в камеру.
Прошло несколько дней, в течение которых Юльчу оставляли в покое. Он понемногу начал приходить в себя. Каждый проведенный с ним час сближал нас, узников. Трое заключенных сменились за это время в камере. Побывал здесь молодой поляк-парашютист. Он так и не назвал своего имени и безымянным был отправлен в Польшу. Потом посадили пятнадцатилетнего мальчика Мирека. Вместе с родителями его расстреляли.
Папаша Пешек хорошо знал биографию Фучика от студенческих лет до работы в газете «Руде право», знал о его путешествиях в Советский Союз. Папаше Пешеку было известно и о глубоких чувствах Юлиуса к госпоже Фучик, о его гуманном отношении ко всем прогрессивным людям. Юлиус Фучик завоевал любовь и уважение не только товарищей по заключению, но и вызвал к себе симпатии «рассудительного» немецкого надзирателя. Последний, используя благоприятную обстановку, иногда снабжал его известной ему информацией и интересовался критическими высказываниями Фучика о политической обстановке. Юлиус Фучик – коммунист, твердо убежденный в победе идей марксизма-ленинизма. Уважение к Юлиусу – отважному, мужественному человеку и противнику нацизма – не осталось, как полагал директор школы Пешек, без внимания некоторых надзирателей. В камеру № 267 под видом заключенного подсадили немецкого шпиона. Но в первый же день Фучик и папаша раскусили этого типа и повели себя соответствующим образом. Однако, когда пришел немецкий надзиратель, чтобы у приоткрытой двери поговорить с Фучиком о «сложившейся ситуации», Юлиус не смог предупредить его. А шпион донес в гестапо, что некоторые тюремные надзиратели проявляют излишний интерес к Юлиусу. В результате Фучика поторопились отправить в Германию.
Допросы Фучика в гестапо папаша Пешек называл «холодным и горячим душем»; во время допросов Фучика то зверски избивали, то пытались склонить к признанию «приличным» обхождением. Однажды гестаповец-следователь устроил даже поездку в автомашине в Градчаны. Во время этой экскурсии Фучик смог насладиться красотой цветущей Праги. Гестаповец пытался внушить ему, что надо брать пример с более умных людей, которые гуляют на свободе без риска попасть за решетку из-за коммунистических убеждений и политической деятельности. Когда же не помогли ни «ласковое обхождение» гестаповцев, ни соблазнительные обещания, Фучика снова подвергли жестоким истязаниям. В то время он с горечью говорил о некоторых интеллигентах, которые теряют мужество под пытками гестаповцев и дают такие показания, которые обрекают на гибель других чешских людей. О стойкости Фучика на следствии говорят, как