Обещание - Люси Даймонд

— Ничего подобного. Ты нисколько не сожалеешь. — Зои снова вышла из себя; кажется, она больше себя не контролировала. — Патрик любил меня. Он бы никогда так не поступил — ты несешь чушь.

— Нет! Я могу доказать. У него… у него был шрам на локте от того, что он подростком упал со скалы. — Слезы текли по ее лицу. — У него на бедре родимое пятно в форме сердца. Хм, собаку, которая была у него в детстве, звали… — Она запнулась. — Ох, вертится на кончике языка. Его родители Дерек и Лиз, его собаку звали…

— Ладно, время вышло, тебе нужно идти, — сказала Зои. Комната, казалось, закачалась под ней, как будто она только что сошла с американских горок. — Это не доказывает ничего, кроме того, что ты психопатка. Убирайся из моего дома.

— Бренди! Вот оно — Бренди! И…

— Убирайся, — повторила Зои, а потом закричала: — Убирайся отсюда! Убирайся!

Мари выскочила из комнаты, входная дверь захлопнулась, и Зои бросилась на диван, чувствуя, что хочет продолжать кричать, пока не иссякнут силы. Она схватилась за голову. Почему с ней это происходит? Зои вышла замуж за Патрика, потому что он был преданным, потому что он был хорошим человеком. Она не могла — не хотела — смириться с тем, что вышла замуж за такого мужчину, как ее собственный распутный отец. Патрик, конечно, любил пофлиртовать. Был дружелюбен с мужчинами и женщинами, все любили его, но это не означало… Она с трудом сглотнула, кровь застучала у нее в ушах. Конечно, это не означало?..

Она накрыла голову подушкой. Мысли путались. Кстати, насчет шрама на его локте — это была правда. И у Патрика действительно было родимое пятно на бедре в форме сердца. Откуда Мари могла это знать?

Тошнота скрутила желудок, потому что теперь она представила себе другую женщину с ним в постели, лежащую на обнаженном теле Патрика, проводящую пальцем по его коже, очерчивающую это родимое пятно и комментирующую его, точно так же, как Зои сделала много лет назад, когда они только начали встречаться. Нет, нет. Это не могло быть правдой. Она наотрез отказывалась верить, что это может быть правдой. «Я отказываюсь! — громко сказала она подушкам. — Нет!»

Ей пришлось отказаться. Она ни на секунду не могла позволить себе поверить, что в этом может быть хоть крупица правды. Потому что, если бы она начала сомневаться в своем собственном браке, в своем собственном муже, если бы позволила этим мыслям проникнуть во все, что ей дорого, тогда… Она ахнула, ошеломленная ужасными перспективами, которые возникали вокруг нее. Все, на что она когда-либо полагалась и чему доверяла, оказалось опасно шатким, как будто стены были миражом, а ее жизнь — хрупкой и нереальной. В голове промелькнули образы Патрика, смеющегося с ее подругами; как школьные мамаши хихикали и хлопали ресницами, глядя на него на школьных собраниях и рождественских концертах; как иногда он исчезал на несколько часов, и она не могла до него дозвониться. Он всегда находил благовидное оправдание, вот в чем дело. Она каждый раз верила ему. Не потому ли, что альтернатива — жизнь, полная сомнений и подозрений, — была слишком ужасна, чтобы об этом думать? Неужели доверие к нему с самого начала было проявлением слабости и отрицанием очевидного?

Застонав, Зои обхватила себя руками, вспоминая, как несколько недель назад столкнулась с Мари на кладбище, и ей не пришло в голову задаться вопросом, почему эта женщина вообще там оказалась. Должно быть, пришла засвидетельствовать свое почтение, как и Зои. От этой мысли ее чуть не стошнило.

Она закрыла глаза, но в сознании всплыло лицо Мари. «Бренди! Вот оно что — Бренди!» — торжествуя, пронзительно кричала женщина.

Зои и сама сейчас не отказалась бы выпить бренди. Если бы не тот факт, что позже ей предстояло забирать детей из школы и встретиться лицом к лицу со всеми остальными родителями, она бы сейчас лежала лицом вниз с бутылкой бренди и пила, чтобы заглушить ужас сегодняшнего дня. Вместо этого она подошла к телефону.

— Клэр, — сказала она, дозвонившись до лучшей подруги. Уверенность — вот что ей было нужно. Заверение от кого-то, кто действительно знал. — Мне нужно спросить тебя кое о чем, и я хочу, чтобы ты сказала мне правду.

— Ты говоришь очень серьезно! Конечно, — отозвалась Клэр. — В чем дело?

Клэр не была лгуньей. Она была из тех, кто честно, но по-доброму скажет вам, не выглядит ли твоя задница слишком большой в обтягивающих джинсах и действительно ли тебе идет прическа или парикмахер просто развел тебя на дополнительные чаевые. Она даже рассказала бы всю подноготную о том, не жульничала ли ты на школьной викторине. И поэтому Зои была уверена, что Клэр сможет ответить на этот вопрос со своей обычной прямотой и избавит ее от всего плохого.

— У тебя, — начала она, — когда-нибудь были сомнения насчет меня и Патрика? Я имею в виду его верность. Только честно.

Но вместо ожидаемого немедленного «Нет! Конечно, нет. Детка, о чем ты?» последовала пауза, которая длилась слишком долго. Пауза, которая заставила Зои почувствовать себя так, словно она подошла прямо к краю пропасти и земля осыпается у нее под ногами. Сердце, казалось, застряло в горле, в животе пересохло.

— Клэр? — прошептала она. — Ты тут?

— Я здесь, — сказала Клэр, что прозвучало странным образом неловко. — Эмм-м, ты сейчас дома? Вообще-то сегодня у меня выходной, так что я зайду. Сиди спокойно, хорошо? Я буду через пять минут.

Зои положила трубку, ее рот приоткрылся в безмолвной тревоге, по спине пробежал холодок, сердце билось слабо и трепетало, как у раненой птицы. У нее было ужасное, щекочущее предчувствие, что все вот-вот станет намного хуже, чем было.

Глава тридцать первая

Сообщение Дэна с извинениями для Зои было встречено молчанием, которым было сказано все: «Я тебя не прощаю». И поэтому с тяжелым сердцем он упаковал документы, касающиеся бизнеса Патрика, готовый вернуть все в Кью. «Он пытался, но потерпел неудачу — вот и вся история его жизни», — подумал он. «Дэниел подает надежды, но никак не может полностью проявить себя», — как говорили его учителя годы назад.