Посвящается вам - Булат Окуджава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Благородные жены безумных поэтов…»
* * *
Благородные жены безумных поэтов,от совсем молодых до старух,героини поэм, и молвы, и куплетов,обжигающих сердце и слух.
Вы провидицы яви, рожденной в подушках,провозвестницы света в ночи,ваши туфельки стоптаны на побегушках…Вы и мужнины, вы и ничьи.
Благородные жены поэтов безумных,как же мечетесь вы, семеняв коридорах судьбы, бестолковых и шумных,в ожидании лучшего дня!
И распахнуты крылья любви вековые,и до чуда рукою подать,но у судеб финалы всегда роковые,и соперницы чуду под стать.
Благородных поэтов безумные жены,не зарекшись от тьмы и сумы,ваши души сияют, как факел зажженный,под которым блаженствуем мы.
в этом мире, изученном нами и старом,что ж мы видим, спадая с лица?Как уродец, согретый божественным даром,согревает и ваши сердца.
Но каким бы он в жизни ни слыл безобразным,слышим мы из угла своего,как молитвы возносите вы ежечасноза бессмертную душу его.
И когда он своею трепещущей ручкойпо бумаге проводит пером,слышу я: колокольчик гремит однозвучныйна житейском просторе моем.
«Восхищенность вашим сердцем, вашим светом…»
* * *
Восхищенность вашим сердцем, вашим светом,нерастраченным тепломмне вручило провиденье этим летом,как последний мой диплом.
Ах, не очень торопливо (не взыщите,что пути иного нет)я готовился к последней той защитепять десятков с лишним лет.
Но за окнами — все новые пейзажии природа уж не та!..Все уходит. Исчезают дажеголос ваш и красота.
Лишь трамвай, в свои пространства уползая,в новом видится окне.Он оставлен с тех времен как память злаяи о вас, и обо мне.
«Дама ножек не замочит…»
* * *
Дама ножек не замочит,друг мараться не захочет,и на свалку спишут старый двор.Защитите его, струны,от изменчивой фортуны.Наша жизнь — короткий разговор.
Что ж вы дремлете, ребята:ведь осколки — от Арбата!А какая улица была!Разрушители гурьбоюделят лавры меж собою.Вот какие в городе дела.
Ни золота и ни хлебани у черта, ни у неба,но прошу я без обиняков:ты укрой меня, гитара,от смертельного удара,от московских наших дураков.
Пусть мелодия простая,но, из сердца вырастая,украшает наше ремесло.Ты прости меня, гитара,может, я тебе не пара,просто мне с тобою повезло.
«Над глубиной бездонных вод…»
* * *
Над глубиной бездонных вод,над атлантической громадойвзлетает солнечный восход,рожденный райской канонадой.
Внизу — Европа в облаках,а тут — пушкарь. Он знает дело:горит фитиль в его руках —и птица райская взлетела.
Гордись, пушкарь, своей судьбойглашатай света и свободы, —покуда спорят меж собойвнизу эпохи и народы.
Пока твой свет с собой зовет,пока чисты твои одежды…Ведь что мы без твоих щедрот,без покаянья и надежды?
«Распахнуты дома. Безмолвны этажи…»
* * *
Распахнуты дома. Безмолвны этажи.Спокойным сном охвачены квартиры.Но к зимней печке ухо приложи —гудят за кладкою мортиры.
Гуляет тихий вечер по земле,беспечный… Но в минуту роковуютолченый перец в склянке на столеготов напомнить пыль пороховую.
Стоит июль во сей своей красе.За поворотом женщина смеется,но шаг — и стратегическим шоссетропинка к дому обернется.
По улицам, сливая голоса,неотличимы брат от брата,текут и строятся полки и корпуса,которым не даровано возврата.
Где родились мы? Под звездой какой?Какие нам определяют силыносить в себе и ярость, и покой,и жажду жить, и братские могилы?
Памяти Обуховой
Е. Камбуровой
Когда б вы не спели тот старый романс,я верил бы, что проживу и без вас,и вы бы по мне не печалились и не страдали.Когда б вы не спели тот старый романс,откуда нам знать, кто счастливей из нас?И наша фортуна завиднее стала б едва ли.
И вот вы запели тот старый романс,и пламень тревоги, как свечка, угас.А надо ли было, чтоб сник этот пламень тревоги?И вот вы запели тот старый романс,но пламень тревоги, который угас,опять разгорелся, как поздний костер у дороги.
Зачем же вы пели тот старый романс?Неужто всего лишь, чтоб боль улеглась?Чтоб боль улеглась, а потом чтобы вспыхнула снова?Зачем же вы пели тот старый романс?Он словно судьба расплескался меж нас,всё, капля по капле, и так до последнего слова.
Когда б вы не спели тот старый романс,о чем бы я вспомнил в последний свой час,ни сердца, ни голоса вашего не представляя?Когда б вы не спели тот старый романс,я умер бы, так и не зная о вас,лишь черные даты в тетради души проставляя.
«На полянке разминаются оркестры духовые…»
* * *
На полянке разминаются оркестры духовыеи играют марш известный неизвестно для чего.Мы пока еще все целы, мы покуда все живые,а когда нагрянет утро — там посмотрим кто кого.
И ефрейтор одинокий шаг высокий отбивает,у него глаза большие, у него победный вид…Но глубоко, так глубоко, просто глубже не бывает,он за пазухою письма треугольные хранит.
Лейтенантик моложавый (он назначен к нам комбатом)смотрит в карту полевую, верит в чудо и в успех.А солдат со мною рядом называет меня братом:кровь, кипящая по жилам, нынче общая для всех.
Смолкли гордые оркестры — это главная примета.Наготове все запасы: крови, брани и свинца…Сколько там минут осталось… три-четыре до рассвета,три-четыре до победы… три-четыре до конца.
«О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой…»
* * *
О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой,когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой?Как будто шагнул я со сцены в полночный московский уют,где старым арбатским ребятам бесплатно судьбу раздают.
По-моему, все распрекрасно, и нет для печали причин,и грустные те комиссары идут по Москве как один,и нету, и нету погибших средь старых арбатских ребят,лишь те, кому нужно, уснули, но те, кому надо, не спят.
Пусть память — нелегкая служба, но все повидала Москва,и старым арбатским ребятам смешны утешений слова.
1957
«Поэтов травили, ловили…»
* * *
Поэтов травили, ловилина слове, им сети плели;куражась, корнали им крылья,бывало, и к стенке вели.
Наверное, от сотворенья,от самой седой стариныони как козлы отпущеньяв скрижалях земных учтены.
В почете, и все ж на учете,и признанны, но до поры…Вот вы рядом с ними живете,а были вы с ними добры?
В трагическом их государствеслучалось и празднествам быть,и все же бунтарство с мытарствомпопробуй от них отделить.
Им разные тракты клубили,но все ж в переделке любойглядели они голубымиза свой горизонт голубой.
И слова рожденного сладостьбыла им превыше, чем злость.А празднества — это лишь слабостьминутная. Так повелось.
Я вовсе их не прославляю.Я радуюсь, что они есть.О как им смешны, представляю,посмертные тосты в их честь.
«Почему мы исчезаем…»
