Посвящается вам - Булат Окуджава

«Почему мы исчезаем…»

* * *

Почему мы исчезаем,превращаясь в дым и пепел,в глинозем, в солончаки,в дух, что так неосязаем,в прах, что выглядит нелепым, —нытики и остряки?

Почему мы исчезаемтак внезапно, так жестоко,даже слишком, может быть?Потому что притязаем,докопавшись до истока,миру истину открыть.

Вот она в руках как будто,можно, кажется, потрогать,свет ее слепит глаза…В ту же самую минутуНекто нас берет под локотьи уводит в небеса.

Это так несправедливо,горько и невероятно —невозможно осознать:был счастливым, жил красиво,но уже нельзя обратно,чтоб по-умному начать.

Может быть, идущий следом,зная обо всем об этом,изберет надежней путь?Может, новая когортаиз людей иного сортаизловчится как-нибудь?

Все чревато повтореньем.Он, объятый вдохновеньем,зорко с облака следит.И грядущим поколеньям,обожженным нетерпеньем,тоже это предстоит.

«Над площадью базарною…»

* * *

Над площадью базарноювечерний дым разлит.Мелодией азартноювесь город с толку сбит.

Еврей скрипит на скрипочкео собственной судьбе,а я тянусь на цыпочкии плачу о себе.

Снует смычок по площади,подкрадываясь к нам,все музыканты прочиеукрылись по домам.

Все прочие мотивчикине стоят ни гроша,покуда здесь счастливчикитолпятся чуть дыша.

Какое милосердиеявляет каждый звук,а каково усердиелица, души и рук,

как плавно, по-хорошемуиз тьмы исходит свет,да вот беда: от прошлогоникак спасенья нет.

«Давайте придумаем деспота…»

* * *

Давайте придумаем деспота,чтоб в душах царил он одинот возраста самого детскогои до благородных седин.

Усы ему вырастим пышныеи хищные вставим глаза,сапожки натянем неслышные,и проголосуем все — за.

Давайте придумаем деспота,придумаем, как захотим.Потом будет спрашивать не с кого,коль вместе его создадим.

И пусть он над нами куражитсяи пальцем грозится из тьмы,пока наконец не окажется,что сами им созданы мы.

«Отчего ты печален, художник…»

* * *

Отчего ты печален, художник —живописец, поэт, музыкант?На какую из бурь невозможныхты растратил свой гордый талант?

На каком из отрезков дорогирастерял ты свои медяки?Все надеялся выйти в пророки,а тебя занесло в должники.

Словно эхо поры той прекрасной,словно память надежды былой —то на Сретенке профиль твой ясный,то по Пятницкой шаг удалой.

Так плати из покуда звенящих,пот и слезы стирая со щек,за истертые в пальцах дрожащиххолст и краски, перо и смычок.

«Клубничины сорваны с грядки…»

* * *

Клубничины сорваны с грядки.Они треугольны и сладки.Белеют внутри семена —придут еще их времена.

Но, прежде чем кануть в забвенье,свершают они омовеньепод каплями чистой росыв рассветные эти часы.

Душисты бока их тугие,мундиры на них дорогие,расшиты они в пух и прахс узорами на обшлагах.

Их жаркая почва рождает,их музыка сопровождает,вливает в них пламя свое…Да жаль: мы не слышим ее.

«Мне не в радость этот номер…»

* * *

Мне не в радость этот номер,телевизор и уют.Видно, надо, чтоб я помер —все проблемы отпадут.

Ведь они мои, и только.Что до них еще кому?Для чего мне эта койка —на прощание пойму.

Но когда за грань покояпреступлю я налегке,крикни что-нибудь такоена грузинском языке.

Крикни громче, сделай милость,чтоб на миг поверил я,будто это лишь приснилось:смерть моя и жизнь моя.

«По Грузинскому валу воинственно ставя носок…»

* * *

По Грузинскому валу воинственно ставя носок,ты как будто в полете, и твой золотой голосокв простодушные уши продрогших прохожих струится.Но хотя он возвышен, и ярок, и чист, и высок,не успеешь моргнуть — а уже просочился в песок,и другими уже голосами гордится столица.

Как чиновна она, неприступна она, брат, с крыльца,и не сходит уже позолота с ее, брат, лица,так что в тесном квадрате двора поспевай, брат, вертеться.Где уж годы беречь, если сыплются дождичком дни,и тяжки и горьки, как свинцовые пульки они,и ложатся один за другим возле самого сердца.

И фортуна твоя, подбоченясь, глядит из окна,ослепленная мыслью, что ей перспектива виднамеж домов и дворов… Будто это и есть перспективаИ дорога твоя от рожденья — то мир, то война,и привычные с детства горят вдоль нее письмена:то «Вернись!», то «Ступай!», то «Прости!»,то «Прощай!», то «Счастливо!»

По Грузинскому валу к финалу рабочего дня,заломив козырек, ошалев от обид и вранья,независимый облик храня, прогуляться неплохо…Навостриться бы мне разводить своих братьев плечом,научиться бы мне, чтобы так не жалеть ни о чем,да, как видно, уже не успеть до последнего вздоха.

«Вот музыка та, под которую…»

* * *

Вот музыка та, под которуюмне хочется плакать и петь.Возьмите себе оратории,и дробь барабанов, и медь.Возьмите себе их в союзникилегко, до скончания дней…Меня же оставьте с той музыкой:мы будем беседовать с ней.

«В нашей жизни, прекрасной и странной…»

* * *

В нашей жизни, прекрасной и странной,и короткой, как росчерк пера,над дымящейся свежею ранойпризадуматься, право, пора.

Призадуматься и присмотреться,поразмыслить, покуда живой,что там кроется в сумерках сердца,в самой черной его кладовой.

Пусть твердят, что дела твои плохи,но пора научиться, поране вымаливать жалкие крохимилосердия, правды, добра.

Но пред ликом суровой эпохи,что по-своему тоже права,не выжуливать жалкие крохи,а творить, засучив рукава.

«У поэта соперников нету…»

* * *

У поэта соперников нетуни на улице и ни в судьбе.И когда он кричит всему свету,это он не о вас — о себе.

Руки тонкие к небу возносит,жизнь и силы по капле губя.Догорает, прощения просит:это он не за вас — за себя.

Но когда достигает пределаи душа отлетает во тьму…Поле пройдено. Сделано дело.Вам решать: для чего и кому.

То ли мед, то ли горькая чаша,то ли адский огонь, то ли храм…Все, что было его, — нынче ваше.Всё для вас. Посвящается вам.

1

Глехо — крестьянин (груз.).