Пустошь, что зовется миром - Аркади Мартин

Азимут получила сообщение с быстрым курьером от самого яотлека Девять Гибискус, он наблюдал, а кроме него присутствовали только Одиннадцать Лавр и двое близких сотрудников министра. Он не должен был здесь находиться – он просто никуда не уходил. Восемь Антидот никогда прежде не слышал голос Девять Гибискус, только видел ее изображение в виде голограммы. Ему показалось странным, что она говорит человеческим языком, что она не угроза и не пазл, подлежащий разгадке, а всего лишь женщина с легкой уверенной ритмикой речи и волнением, скрытым за сдержанностью, с которой она докладывала, что ее разведчики обнаружили планету инородцев. Вероятно, одну из многих, но… это был дом. Дом врага, который уничтожал их легионы.

Он слушал, а Три Азимут и Одиннадцать Лавр спокойно обсуждали исторический прецедент нанесения массивных ударов по планетам. Он знал такие примеры. Это происходило восемь сотен лет назад, а то и больше. Во времена, когда Тейкскалаан был коварным и бескомпромиссным при подавлении бунтов.

Одиннадцать Лавр беззаботно сказал:

– Министр, есть очень веские основания для того, чтобы Флот перешел к тактике переговоры-подчинение. Полагаю, вы о них хорошо наслышаны с учетом Накхара…

– Нанесение массивных планетарных ударов по людям – это бездарная трата ресурсов и доброй воли, – ответила Три Азимут. – Это создает непреходящую враждебность между недавно интегрированными системами и Тейкскалааном. Как вы сами сказали, заместитель министра, Накхар – прекрасный пример успеха тактики переговоров и подчинения. Неужели у вас есть хоть какие-то основания предполагать, что я пойду на резкий пересмотр моей методологии теперь, когда стала министром? У Ее Блестящего Величества были все основания назначить меня на эту должность.

Это прозвучало как предупреждение.

– Верно! – согласился Одиннадцать Лавр. – Основания были самые веские – я прекрасно осведомлен о вашей работе в системе Накхар. Как они вас там называли: «мясником накхарского разума»? Интересно узнать, что даже для человека, награжденного столь элегантным прозвищем, есть этически неприемлемые вещи…

Восемь Антидот не сомневался, что такие разговоры не предназначались для его ушей. Он также не сомневался, что Одиннадцать Лавр сказал так при нем с целью внушить мысль, что в министерстве войны можно доверять только ему, третьему заместителю министра Одиннадцать Лавру. Что Три Азимут в должности губернатора Накхара совершила нечто настолько неприемлемое, что на нее можно оказывать давление – шантажировать? – одним только небрежным напоминанием об этом. Что Восемь Антидот должен вернуться к Одиннадцать Лавру и других учителей у него быть не должно – видимо, как у капитана Флота Шестнадцать Мунрайз, которая была ученицей Одиннадцать Лавра.

«Деструктивные личности, – снова подумал он. – Что происходит с ними потом, когда Три Азимут узнает, кто они такие?» Ничего хорошего. Ничего такого, что он бы хотел изучить слишком внимательно.

В то же время он хотел – с дурацким проникновенным мгновенным желанием – защитить ее. Может быть, ее методы, какими бы мясницкими они ни были, все-таки работали?

Хотел ли он, чтобы эти методы работали, если это означало, что она снова сделает то же самое с целой планетой?

Три Азимут вздохнула, испустив слабый и раздраженный звук.

– Вопрос, заместитель министра, вот в чем: являются ли эти враги людьми, к которым применимо нравственно неприемлемое?

– У нас есть только агент министерства информации, чтобы выяснить это, – сказал Одиннадцать Лавр с изящным отвращением.

– Агент информации и дипломат из варваров. Поверьте, мне это тоже не нравится.

Теперь Восемь Антидоту было что сказать. Он не мог оставаться спокойным, когда разговор шел об уничтожении упреждающим ударом целой планеты. Он не знал, что хочет сказать, знал только, что хочет, чтобы эти двое знали: он здесь и слушает.

– Почему мы не… я имею в виду, почему переговоры ведет не Флот? – спросил он. Он знал, что запнулся на «мы». Знал, что слишком долго проторчал в этом кабинете. Это было ужасно – знать все и при этом понимать, что его запинка была полезна, она ставила его в один ряд с ними двумя. Ему сейчас предстояло что-то узнать. Он не подумал, что ошибки могут быть всего лишь ошибками. С тех пор как он стал шпионом, хорошие поступки вызывали у него плохое чувство в той же мере, что и ошибки.

– Малыш дело говорит, – сказала Три Азимут. – Мы могли бы невзначай подключить к этим переговорам одного из ваших людей – если используем осколочный трюк, заместитель министра.

Восемь Антидот смущенно подумал: «Осколочный трюк?» Одиннадцать Лавр отрицательно покачал головой. Трудные переговоры, все морщины на его лице, которые Восемь Антидот считал дружескими, превратились в дикие, хмурые.

– Я не думаю, что этот разговор происходит перед надлежащей аудиторией, – сказал он.

А это означало, что Восемь Антидот услышал нечто такое, чего он ни в коем случае не должен был слышать, даже слова «мясник накхарского разума» были не столь запретными. Нечто худшее, нечто более странное. «Осколочный трюк». Что-то еще более быстрое, чем самые быстрые курьеры? Он ждал, что Три Азимут осадит Одиннадцать Лавра. Она же была над ним, превосходила его в звании, сколько бы и чем он ее ни шантажировал, и ее, казалось, идея заинтересовала…

Но она только пожала одним плечом, кивнула, и никто больше не говорил об «Осколках» и о возвращении к переговорам. Разговоры в кабинете вернулись к бесконечным темам логистики, вооружению, линиям снабжения, к тому, как перемещать оружие через гиперврата, не нарушая слишком большого числа договоров.

Словно министр войны ничуть не рассердила Одиннадцать Лавра, хотя все было наоборот. Словно именно Одиннадцать Лавр мог опознавать деструктивных личностей и решил, что сама министр, а может, и Восемь Антидот с ней вместе принадлежат к их числу.

Тем вечером Восемь Антидот прокрался в свою комнату во Дворце-Земля и сразу же лег спать, хотя до полуночи еще оставалось время. Он бы предпочел этого не делать. Меньше спишь – меньше времени на просмотр снов.

* * *

Когда Девять Гибискус подошла к медицинской части, все протокольные подпрограммы искусственного интеллекта «Грузика для колеса» громко сообщали в облачную привязку: СТОЙ – НЕТ ВХОДА – ТРЕВОГА – БИОЛОГИЧЕСКАЯ ОПАСНОСТЬ. Это шло в бесконечных нерифмующихся повторах и выглядело гораздо тревожнее, чем обычные предупреждения об опасности. Обычные имели какую-то ритмику, эти же будто ставили целью потрясти, взбаламутить, запугать, а также отвадить, вывести из нормального состояния. Тем не менее она приблизилась к оснащенным вакуумным уплотнением дверям медицинской части. Шестнадцать Мунрайз шла следом за ней, ненасытная, как падальщик, а Девять Гибискус чувствовала себя переполненной грузом знания, что у врагов-инородцев есть дом, до которого она может дотянуться и атаковать.

Остаточное изображение, слишком быстро исчезающее, чтобы сделать нечто большее, чем ускорить частоту сердцебиения на несколько ударов: гибель «Осколка» в огне. Жуткое облегчение, которое, как ей казалось, она получила от пилота, вероятно, было ее собственной проекцией – эмоции через «Осколки» не приходят или, по крайней мере, такого не случалось прежде. Она посмотрела в окно тяжелого стекла в середине дверей медицинской части. Это была единственная возможность увидеть, что происходит с Пчелиным Роем.

Он отгородился от всех, закрыл все, словно в медицинской части случилась эпидемия геморрагической лихорадки. Она исходила из предположения, что грибное цветение, которое убило по меньшей мере одного из ее солдат, является приблизительным эквивалентом геморрагической лихорадки.