Китай, Россия и Всечеловек - Татьяна Григорьева

Благополучие Вселенной зависит от благополучия каждого «атома-духа»: «Ни один атом Вселенной не избегнет ощущений высшей разумной жизни… – всеобщей любви». Пусть христиане скажут: «Бог есть любовь», а китайцы: Великое Дао ведет ко вселенскому Добру-Шань, – суть одна: человеку назначена дорога к Свету.

Что говорить о Е. П. Блаватской, о теософии, согласно которой три первые расы, живые существа и растения, сконструированы из тонкой материи. Потому оставались невидимы, что спасло их от истребления дикими животными. Лишь 18 млн лет назад произошло «падение в материю». «Представители следующей, Четвертой, Коренной, Расы уже были видимы невооруженным глазом и, согласно Е. П. Блаватской, их потомков мы можем встретить на улицах нынешних городов». [463] Что пришлось пережить Е. П. Блаватской, известно. Назовем это психологическим казусом. Большинство предпочитает иметь первопредком обезьяну, чем напрягать свой ум: «Кто я? Откуда и зачем явился в этот мир?» Но Верховный Разум притянет и неверных: до тех пор они будут вновь проживать свою жизнь, пока не очистится их сознание. В это верят не только буддисты, но и американские трансценденталисты, немецкие мистики, не говоря о русских религиозных мыслителях.

Вспомним, нет Мудрости без Сострадания. Когда одна сторона противопоставляется другой, то страдают обе – и чувство и разум. Последний, как показало время, выродился в чистый рационализм, что вызывало неприятие русских философов. Еще в середине XIX века И. В. Киреевский писал о холодном анализе, подорвавшем основы европейского просвещения. Самовластный рассудок, не признающий ничего, кроме себя и личного опыта, завершил круг развития Европы, начавшийся в IX веке. А. С. Хомяков находил причину упадка во внутреннем раздвоении: «Самый ход истории обличил ложь западного мира, ибо логика истории произносит свой приговор не над формами, а над духовной жизнью Запада». [464] И еще: «Все глубокие истины мысли, вся высшая правда вольного стремления доступны только разуму, внутри себя устроенному в полном нравственном согласии с всесущим разумом» (на языке буддизма – с праджней). «Недоступная для отдельного мышления истина, – продолжает Хомяков, – доступна только совокупности мышлений, связанных любовью ». [465] Это о соборности. (Кстати, Хомяков называл Конфуция величайшим мудрецом мира.)

Тем не менее до сих пор ученые пытаются понять природу сознания, исходя из принципа естественного отбора или опираясь на ограниченное человеческое знание. «Не в науке, конечно, зло и не в цивилизации, а в той их вере в себя, – писал Аксаков, – которая отметает веру в Бога и в Божественный нравственный закон… цивилизация и знание сами по себе не застраховывают человечество от одичания и зверства». [466] История подтвердила его правоту.

Наука долгое время была лишена чувства нравственной ответственности за творимое ею, пока ученые-подвижники не повернули науку лицом к себе. «Мы все знаем старое высказывание, гласящее, что если мы пробуем анализировать наши переживания, то мы перестаем их испытывать». То есть разум и чувство – две стороны одного, напоминал Нильс Бор. «Вся система понятий классической физики, доведенная до такого изумительного единства и законченности трудами Эйнштейна, основана на некоторой предпосылке, прекрасно соответствующей нашему повседневному опыту и состоящей в том, что можно отделить поведение материальных объектов от вопроса об их наблюдении…

Мы должны обратиться к совсем другим областям науки, например к психологии, или даже к особого рода философским проблемам, с которыми уже столкнулись такие мыслители, как Будда и Лао-цзы, когда пытались согласовать наше положение как зрителей и как действующих лиц в великой драме существования». [467]

Одномерный человек не может нести ответственность за целостность жизни. Так и будет изобретать орудия уничтожения, как будто это его не коснется: он или актер, не озабоченный реакцией зала, или зритель, не способный сопереживать актеру. Автор пронзительной книги «Дао физики» Ф. Капра разделял тревогу. Существующий дисбаланс, напишет он в 1982 году, можно описать при помощи фундаментальных понятий Инь и Ян. В нашей культуре явное предпочтение отдавалось ценностям, в которых преобладало мужское начало – Ян, и пренебрегал ось его неотъемлемой женской дополняющей Инь. «Мы предпочитали самоутверждение объединению, анализ – синтезу, рассудочное познание – интуитивному, науку – религии, соревнование – сотрудничеству и так далее. Односторонность развития дошла до опасных пределов и привела к социальному, экономическому, моральному и духовному кризису… открытия современной физики предложили исследователям два пути: первый ведет к Будде, второй – к Бомбе, и каждый ученый сам волен выбирать свой путь». [468]

Но все шло как шло, как было запущено когда-то силой, поработившей человека, соблазненного мнимой идеей превосходства, гордыней, притупившей его чувства. Недоброй волей задана программа безусловной правоты рассудка, не принимавшего в расчет нравственное чувство. Не случайно в 60-х годах XX века вспыхнуло движение контркультуры. Т. Роззак убеждал, что без преображения сознания не вернуть человека к самому себе. Так и будет продолжаться его превращение в биокомпьютер, если отринуть прошлое: великую поэзию Блейка, Вордсворта, Гёте, то, что питает душу. Бездуховная наука и техника «создали пустыню вокруг и внутри нас». Без возрождения религиозного чувства, трансцендентной энергии сознания не спасти индустриальное общество от саморазрушения. «Мы можем теперь признать, что судьба духа – это судьба социального порядка, что, если в нас гибнет дух, то же самое будет с нашим миром». И с ним нельзя не согласиться.

Обожествив науку и технику, человек иссушил землю, унизил Природу, вместе с ней себя, собственные чувства. Искусственный, механический мир более не вдохновляет человечество, оказавшееся «между смертью и трудными родами той культуры, которая способна воплотить целостность человека. Иначе мы так и будем катиться к своему концу, если не найдем способ соединить рациональный и интуитивно-чувственный метод познания». [469] И это гораздо серьезнее, чем может показаться: вне пробужденного Сознания нет спасения.

Подавленное чувство не могло не привести к «апокалипсису культуры». Но мог ли «человек массы» осознать трагизм положения, если в нем притупились ум и чувство: чем меньше одного, тем меньше другого? Если человек лишен Морали, не предписанной, а той, без которой все рушится, то он уже не человек. Молодое поколение приняло сигнал бедствия, но по-своему: призыв к свободе поняли как вседозволенность. (Недаром явление античеловека потрясло японских писателей Абэ Кобо, Оэ Кэндзабуро.)

Что говорить, наука, великие умы – достояние и гордость человечества, и не от великих умов зависело моральное падение. («Мы сделали работу за дьявола», – признавался Роберт Оппенгеймер.) Все, что только мог предложить изобретательный ум, было предложено, но Целое оставалось вне поля зрения. Не потому ли, что Целое само по себе морально, двуедино: в единичном – Единое? Посягая на свободу другого, посягаешь на собственную; спасая себя, спасаешь всех, говорит восточная мудрость.

Не удивительно, что в наше время заговорили о кризисе наук, в том числе фундаментальных: физики, математики (Пенроуз). Не потому ли, что «люди с рыночным характером не умеют ни любить, ни ненавидеть», заключает в работе «Быть, чтобы иметь» Эрих Фромм (с. 154)? А задолго до него неоплатоники говорили: «Душа, которая поворачивается к материи, страдает и нищенствует, лишается своей силы. Но если она вернется к Разуму, она получит полноту и обретет вновь свою целостность» (Порфирий. Начала, 37; 32). Значит, не все потеряно.

(Чтобы показать, насколько отличается психология европейца и японца, Фромм сравнивает стихи Теннисона и Мацуо Басё. У Теннисона целесообразность: сорванный цветок – объект, стремление не столько пережить, сколько понять его устройство. У японского поэта – доверие Природе, невозможность посягнуть на жизнь цветка, неисповедимого. Отсюда неприятие насилия, вторжения в то, что неведомо человеку, но что заботится о нем.

Закон триединства

Одно может существовать за счет другого, лишь отступив от Дао. Но не все подвластно человеку – на его же счастье. Когда нечто переходит Предел, то выпадает из Бытия, и должно появиться нечто иное («свято место пусто не бывает»). Противоположное на противоположное дает новое качество: обе противоположности как бы нейтрализуются, уступая место Троичности, или безупречному Целому. Это имел в виду Лао-цзы, говоря: «Одно рождает Два, Два рождает Третье». «Одно» – потенциальное Единое; «два» – условие взаимодействия; «три» – преодоление двойственности и на уровне Инь-Ян, которые изначально недвойственны, не могут отрицать друг друга, как вдох-выдох, прилив-отлив. «Три» – реализованное Единство, явление Целого.