Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов

особенно Святославу, хватало. Может быть, Святослав и Всеволод на первых порах после поражения на Альте и изгнания Изяслава были деморализованы свалившимися на них несчастьями и явно связывали таковые с Божьей карой за преступление крестного целования? Или князья вынуждены были учитывать позицию жителей старейшего русского города? Или, как предполагал В.А. Кучкин, они вступили в сговор со Всеславом? Точно уже никто не в состоянии ответить на эти вопросы.

Более деятельным оказался Изяслав. Заручившись поддержкой польского короля Болеслава Смелого, он двинулся на Киев. Воспринимал ли Изяслав свои мытарства как Божью кару за грехи? Вероятно, да. Однако старший Ярославич мог надеяться, что Господь его уже достаточно наказал (поражение от половцев и изгнание киевлянами). К тому же, изгнание из Киева он вполне мог считать несправедливым[1439]. Не будем забывать, что это был прецедент, который тяжело переживали и князь, и кияне.

В связи со сказанным возникает вопрос, насколько правомочным, по понятиям того времени, выглядел поступок киевской общины, изгнавшей Изяслава и посадившей в его место Всеслава? Если верить летописи, то даже сами киевляне не были до конца уверены в легитимности своих действий[1440]. Конечно, случай был на тот момент далеко не рядовой, и вызван не рядовыми причинами: русские потерпели тяжелейшее поражение от половцев на Альте. Причина такой кары Божьей лежала и для летописца, и для населения на поверхности: незадолго до этого, как мы помним, Ярославичи вероломно нарушили крестное целование, данное Всеславу[1441]. В свою очередь, изгнание одного князя и посажение на стольном столе другого — тоже прецедент, богоугодность которого могла быть проверена последующими событиями. А они складывались неблагоприятно для киевлян: Изяслав вел на Киев польскую рать. Всем миром "испеченный" князь Всеслав, с киевским ополчением выступил навстречу противнику, однако дойдя до Белгорода, ночью, тайно, бежал в родной Полоцк оставляя, тем самым, киевское войско и "мать городам русским" на произвол судьбы. Небеса, таким образом, выносили свой вердикт и явно не в пользу Киева.

Бегство князя деморализовало киевлян. Видимо, многие из них и ранее задумывались о богоугодности своего поступка и возможных последствиях оного. Теперь смутные сомнения, терзавшие их смятенные души, стали приобретать рельефно-зловещие очертания. Вот в этой то чрезвычайной ситуации они собрали вече и обратились за помощью к Святославу и Всеволоду. Признавая, что "уже зло створили есмы, князя своего прогнавшее", вечники просили о защите от Изяслава и ляхов, грозя в противном случае зажечь город и уйти в Греческую землю[1442]. В серьезности последствий такого шага сомневаться не приходиться. Киев — старейший град на Руси, "мать градам русским". Гибель Киева, означала гибель не только старейшего города, но и главного сакрального центра Руси с глобальными катастрофическими последствиями. Но насколько реально выполнимой была эта угроза? Скорее всего, озвучивая ее, киевляне сигнализировали о своей внутренней готовности на самые отчаянные действия в случае отказа в их просьбе.

Как бы то ни было, "первый блин" вечевого изгнания и избрания князя вышел для киевлян "комом". Несмотря на заступничество Святослава и Всеволода, в жесткой форме предупредивших Изяслава о недопустимости ввода ляхов в Киев[1443], без эксцессов не обошлось. Ввести поляков в город Изяслав не решился, однако и обиды киевлянам не простил. Посланный вперед Мстислав Изяславич устроил расправу над горожанами, освобождавшими Всеслава из поруба. Досталось, по словам летописца, и невиновным, которых князь "без вины погуби, не испытавъ"[1444]. Расправа, следовательно, проходила спешно, без какого либо предварительного расследования. Данное обстоятельство позволяет предполагать, что инициаторами освобождения Всеслава и главными исполнителями оного были люди, известные князю. Таковыми, вероятно, могли быть, прежде всего, представители городских верхов — общинные лидеры. Казнь же "невинных", видимо, должна была запугать и деморализовать киевскую общину. Акция удалась. Киевляне смиренно приняли Изяслава: "Изидоша людье… с поклоном и прияше князь свои Кыяне…". Пытаясь развить успех, Изяслав "възгна торгъ на гору", а Всеслава изгнал из Полоцка[1445]. Однако правление его было неспокойным. Половцы продолжали терзать русские рубежи, а недобрые знамения и слухи[1446] предвещали новые бедствия. Да и силы уже были не те: Новгородская и Волынская земли, входившие ранее в сферу влияния Киевской федерации, судя по всему, вышли из подчинения Изяславу и оказались под властью его братьев. Когда и каким образом это произошло?

В.А. Кучкин, пытаясь объяснить пассивное поведение Святослава и Всеволода в отношении Всеслава, обратил внимание на фразу из "Слова о полку Игореве": "Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше…"[1447]. По его мнению, рядить грады князьям Всеслав мог только во время своего непродолжительного киевского княжения. Продержаться в Киеве "в течение семи месяцев" он смог "благодаря политическим компромиссам": Святославу уступил Новгород, а Всеволоду — Волынь, за что "и был признан ими киевским князем"[1448]. Помимо прочего, эти выводы В.А. Кучкина основываются и на том убеждении, что "став киевским князем, Всеслав должен был получить в свои руки все то, чем владел до него Изяслав, т. е. помимо Киева еще Новгород и Волынь"[1449]. Но такая ситуация — идеальна, воображаемый плод воображенной модели. Вряд ли она возможна в реальной жизни. Падение Изяслава означало падение его власти повсеместно, а не только в Киеве. Но означало ли избрание Всеслава киевлянами то, что его власть должны были признать и земли, подвластные Киеву? Как уже говорилось выше, легитимность действий киевской общины в плане перемены князей была неоднозначной. К тому же, подобные пертурбации — всегда удобный повод для сепаратизма. Причем, самый удобный из вариантов — признать власть черниговского или переяславского князя. Тем самым, в случае возможных военных акций со стороны Киева, противостоять не в одиночку, а в союзе с одним из старших городов "Русской земли". Это был и верный способ перессорить князей и главные городские общины и тем самым развалить существовавший политический порядок, державшийся на союзе Киева, Чернигова и Переяславля. (Кроме того, освободиться из под власти двух последних в будущем могло казаться легче и психологически, и физически).

Не были обязательны решения киевского веча 1068 г. и в отношении оставшихся на Руси Ярославичей. Вече, фактически, разрушало сложившуюся после 1054 г. систему межкняжеских отношений, строившуюся на старшинстве Изяслава и открывало для младших братьев широкие перспективы. Ведь законной очереди, в порядке родового старейшинства, на стольный град можно было и не дождаться. В то же время, у того, кто последним из Ярославичей займет отчий стол, появлялись важные преимущества для обеспечения позиций своего рода, что наглядно видно будет на примере Всеволодова княжения. В любом