Оникромос - Павел Матушек

в своем исследовании я ограничился тем, что произошло со мной, и более поздними явлениями, спонтанно вытекающими из бездны сознания и материализующимися в измерениях, окружающих то место, куда я попал.

Кто мог предположить, что все так усложнится? Джон и Скарлетт встречались почти три года. Нет-нет, я ее не ревновал. Мы были с ней слишком похожи, чтобы между нами возникло то напряжение, из которого рождаются подлинные горячие чувства. Естественно, мы прошли через постель, этого было трудно избежать, но мы оба не сомневались, что не это нам нужно, хотя для уверенности повторили наш опыт несколько раз. Когда Скарлетт начала встречаться с Джоном, я был уверен, что из этого что-то получится. Я был за нее очень рад. Они совершенно не подходили друг другу, и именно потому, вероятно, их так влекло друг к другу. Она умная, сложная и очень ранимая натура, а он ловкий позер. Да, амбициозный и трудолюбивый, но довольно примитивный, увлеченный спортивными машинами и не пропускающий ни одной вечеринки в городе. Как оказалось, это идеальное сочетание. Они прекрасно понимали друг друга, быстро стали неразлучными. Но через два года, в честь годовщины их отношений, Джон принес Скарлетт подарок, изменивший всё, – собаку.

Я стараюсь не думать о бесчисленных способах угасания моего сознания здесь, но при этом не упускаю из виду данную перспективу и ни на миг не забываю о настоящей опасности. Я постоянно балансирую на грани и до сих пор не придумал, как качнуть мою экзистенцию в сторону дальнейшего существования. А времени у меня все меньше. Время перестало работать на меня с тех пор, как неудачный сдвиг течения сознания выкинул меня с орбиты и столкнул на эту опустошенную планету, покрытую грязным льдом.

Я упал и лежу без сил.

Каждой частицей своего расколотого тела я вошел глубоко в ледяное месиво.

Я питаюсь вездесущим холодом.

Я наблюдаю дрейфующие мысли – свободно прорастающие идеи, бледные призраки невнятных образов, мерцающих подобно газовым всполохам. Остатками перегоревших чувств ощущаю движение льда, вглядываюсь в кружащие огоньки, которые то отталкивают, то притягивают металлическое небо, либо слежу за шествием тяжелых, медленных тварей, чьи мощные ноги сплетены из множества мелких существ. Однако я до сих пор не знаю, что мне нужно сделать для своего спасения. Мое внимание по-прежнему обострено, и я медленно, медленно теряю силы.

Что может произойти между людьми, которые любят друг друга? Я не говорю об обычных размолвках или ссорах, которые чаще всего рождаются из мелочей, житейских дел или глупостей, которые из-за внезапно вспыхнувшей бури эмоций способны перерасти в минутную, секундную трагедию. Каждый испытывал нечто подобное. Всем знакомы такие ситуации, когда мимолетное замечание близкого человека вызывает истую ярость. Но не все знают, что происходит, когда в нормальных отношениях между двумя взрослыми людьми возникает нечто третье. Не любовник или любовница, а именно нечто, какая-то чуждая сила, стремящаяся утолить непонятный голод. Для Джона и Скарлетт это нечто приняло форму маленького темно-коричневого фокстерьера. Все началось с того, что они не могли решить, какое дать ему имя. Вернее, могли, но он хотел назвать пса не так, как она, и они не смогли прийти к компромиссу. Потом стало только хуже.

Я не вижу никакой возможности изменить ситуацию, в которой нахожусь. Не могу найти какую-либо тропинку из внутренних связей, по которой я мог бы сбежать. Я угасаю. Вот это я могу. Это получается естественно и легко. Здесь мне не нужно изобретать способ. Когда это доходит до меня, дрейфующие мысли меняют направление. Сами по себе. Или нет. Я чувствую, как что-то начинает происходить.

…

Скарлетт

Джон

«Корвет»

Фокстерьер

Май и дождь

…

Я скольжу среди странных слов, которые заключают в себе необычные образы и пульсируют эмоциями, или, наоборот, лавирую между пульсирующими эмоциями и необычными образами, заключающими в себе странные слова. Трудно сказать, потому что невозможно отделить их друг от друга, и я по-прежнему ничего не понимаю. Чувствую в этом слабый, но очень ощутимый поток существования. Кто-то плывет по нему, и потому я тоже могу стать его частью. Однако память подсказывает, что нужно подождать, пока в разрозненном пространстве непонятного бытия, которое я частично переживаю, появится нечто, что снова сдвинет с места. Нечто, что вытащит меня из этого вязкого льда и вытолкнет за пределы Сорммирка, которым я был с того момента, как проступил каплей на изборожденной скорлупе яйцеобразной Матрицы.

Знаю только одно: это «нечто» должно быть чем-то, что мне уже знакомо.

Я распался и не сомневаюсь, что мне никогда не удастся слиться воедино, потому, собственно, хотя мне все еще трудно с этим смириться, Сорммирк, которого я так усердно выстраивал, перестал существовать. Внезапно я осознаю, что это значит.

Я осознаю, что он это не я…

Я так долго им жил, что забыл об этом очевидном факте. А ведь его я тоже начал создавать, когда в одном из струящихся рядом со мной потоков существования узнал нечто знакомое – темно-бурый блеск умного кристалла, который медленно обрастает невидимыми хищными формами, без труда пробивающимися сквозь многочисленные миры.

Там, на поверхности яйцеобразной Матрицы, в трещинах изборожденной скорлупы – сразу после того, как мое сознание Сорммирка воплотилось в капле эластичного олова, и я смог из нее сформировать четыре тоненькие конечности – темно-бурое рифленое сияние направило мое внимание на мелкие углубления, из которых росли ртутные побеги, завершенные кистью толстых шипов-кристаллов. Я почувствовал, что каждый из них поглощает холодный свет далеких звезд и накапливает в себе тонко вибрирующую энергию. Я жаждал ее всем своим естеством. Мне необходимо было испробовать ее. Я потянулся конечностью к ближайшему побегу. Он распался, прежде чем я успел прикоснуться к нему, как будто его уничтожило само намерение прямого контакта. Капли жидкой ртути разлетелись в стороны, а кристаллические шипы с тяжелым, приятным звоном впились в изборожденную оболочку и засияли вязкими густыми лучами. Я жадно пил их и питал ими Сорммирка. И делал это до тех пор, пока он не начал развиваться.

Поначалу, пока я наблюдал это со стороны – так обыденно, с позиции незаинтересованного наблюдателя, – я считал, что это такая странная забава, смысл которой известен только им. Я не мог объяснить себе это по-другому. Джон дал собаке имя Боб и неохотно расставался с ним, хотя это был все-таки подарок для Скарлетт. Она же хотела, чтобы фокстерьер принадлежал только ей, она звала его Скипом и злилась, что Джон использует другое имя. Они все время спорили из-за этой собаки. О