Под чертой (сборник) - Дмитрий Губин

И то, и другое чрезвычайно важно. Ведь социологи, изучая наше поведение, вынуждены делать поправки как на размер группы, так и на то, что на измеряемых влияет сам факт измерения. Грубо говоря, люди обычно отвечают не то, что они на самом деле думают (или как они себя на самом деле ведут), а то, как думать и вести, по их представлениям, «правильно».

Эти игры с репрезентативностью немало человечеству принесли зла, а чтобы было понятно, к чему я клоню, приведу пример из сексуальной жизни, поскольку на такие примеры бурно реагируют все.

В 1886-м году немецкий психиатр Рихард Крафт-Эбинг выпустил книгу Psychopathia Sexualis, предприняв одну из первых попыток описать и систематизировать сексуальные девиации. В России книга была издана на латыни и продавалась только врачам, но эффект был ошеломительным. «Сексуальную психопатию» в условиях дефицита информации читали все. (Если кто помнит СССР, там аналогом была «Женская сексопатология» Свядоща, – чуть ли не единственная книга, полуподпольно просвещавшая о, что называется, тайнах брачныя постели).

Крафт-Эбинг стал таким авторитетом, что религиозный публицист Василий Розанов в «Людях лунного света» цитировал его страницами. Это во многом благодаря «Сексуальной психопатии» в России стал обсуждаться половой вопрос (помните, у Саши Черного – «Пришла проблема пола, румяная Фефела, и ржет навеселе»?)

Однако выборка, с которой работал Крафт-Эбинг, чьё мнение о сексуальной норме и отклонении стало непререкаемым, состояла в основном из пациентов психиатрических клиник и клиентов полицейских участков. В итоге выводы о причинах и следствиях были сделаны неверные. Это из-за Крафт-Эбинга поколения подростков росли в ужасе от греха онанизма, увлечение которым приводит-де к шизофрении (это сегодня смешно; а тогда было страшно).

Сегодняшнее нейтральное и скорее положительное отношение ко многим формам половой активности сформировалось много позже, когда исследователи стали иметь дело с совершенно другими объемами исследований. Сегодняшними сексуальными свободами (в России – по крайней мере, гетеросексуальными) мы во многом обязаны замечательному послевоенному американскому ученому Альфреду Кинси.

Кинси был энтомолог, специалист по мошке-орехотворке. Его коллекция насекомых, переданная в дар Музею натуральной истории в Нью-Йорке (тому, куда любил заглядывать сэлинджеровский Холден Колфилд), насчитывала 4 миллиона экземпляров! Кинси был уже известен как автор популярных школьных учебников по биологии и диссертации по таксономии, то есть системе классификации растений и животных, – как вдруг неожиданно ему предложили прочитать курс лекций о браке. Кинси увлекся предметом, подойдя к нему с привычной въедливостью и размахом (а только одного вида орехотворки он изучил в свое время 150 тысяч экземпляров!). Он намеревался опросить об их половой жизни 100 тысяч американцев, причем каждому задать до 500 вопросов! И хотя, в конечном итоге, опрошено было 20 тысяч, объем впечатлял – до Кинси самой большой была группа в 300 человек.

Подробный отчет был сведен в два сугубо научных тома с названиями «Сексуальное поведение человеческой особи мужского пола» и «Сексуальное поведение человеческой особи женского пола», но их публикация вызвала скандал. Оказывается, мы ведем себя в личной жизни вовсе не так, как притворяемся, что ведем! Однополые и добрачные связи, мастурбация и промискуитет, возраст первого контакта и характер эротических фантазий, распространенность фелляции – стереотипы рухнули по всему фронту, а в научный обиход вошла «шкала Кинси» – шкала сексуального поведения с градациями от строго гетеросексуальных до гомосексуальных, от 0 до 6 баллов соответственно. Сам Кинси ни в СССР, ни в России так и не был издан, но ни одна книга по сексологии без ссылок на него не обходится.

А наблюдения Кинси во многом спровоцировали сексуальную революцию, которая свелась не только к легкости эксперимента, но и к выведению многих форм секса из сферы стигматизированного и аморального. И мы, например, с удовольствием занимаемся оральным сексом (а американские подростки, к слову, уже и не относят его к сексу, числя по ведомству предварительных ласк, вроде петтинга и поцелуев), в то время как еще в СССР это было «гадостью» и «извращением» (почитайте постатейные комментарии в УК тех лет). Потому что знаем (в отличие от советских людей) – cosi fan tutti, так поступают все…

Так вот, возвращаясь к разговору о тотальном контроле, который позволяет судить о нашей реальной жизни – как часто мы в реальной жизни ругаем власть? Как много материмся? Как часто плачем? Изменяем слову, делу и телу? Напиваемся в хлам? Повышаем голос? Завидуем? Как часто меняем свои взгляды в течение жизни и нормально ли их менять?

Когда мы получим ответы на этот вопросы, возможно, мы изменим представления о том, что мы есть. И изменим рамки одобряемого и осуждаемого с точки зрения интересов общества, то есть общественной морали. И ФСБ с его СОРМом, и ФБР, ЦРУ и АНБ нам тут окажутся невольными, но помощниками, а также все социальные сети, со всеми их вылетит твит – не поймаешь, паблик черненький не смоешь и платочком не сотрешь, а сотрешь, так есть кэш гугла и яндекса, а введут запрет выдавать кэш после требования пользователя («то, что я написал про свою соседку по парте в фейсбуке, было детской дурью, которую я давно делитнул, а сейчас мы солидные и благоразумные, прошу никому ту запись не выдавать» – такой закон введен в ряде стран Евросоюза), – ну, так есть перепосты и скриншоты, не утаить в меха обутой тени.

Ну хорошо, скажете вы, с фейсбуком и ВКонтакте все ясно, но как из ФСБ, ФСО и прочих закрытых организаций исследователь, а вслед за ним и все мы, получит интересующую информацию?

Да очень просто!

На каждое АНБ и ФСБ найдется свой Сноуден.

При таких масштабах работ – не может не найтись.

2014

77. Язык и пена дней//

О том, похожа ли путинская Россия на гитлеровскую Германию

Язык эпохи всегда выдает ее подлинный смысл. Причем часто смысл эпохи противоположен смыслу произносимых слав.

В книге немецкого еврея, филолога Виктора Клемперера «LTI. Язык третьего рейха» (Клемперер чудом выжил при Гитлере благодаря жене-арийке) дано точное описание того, как идеология влияет и на стиль речи, и на смысл отдельных слов (да и на поведение тоже. «Переход от языковых форм к формам мышления почти неуловим у примитивных натур», – точно подмечает Клемперер.

LTI («Lingua Tertii Imperii») – очень полезная книжка для любого россиянина: хоть проходящего по ведомству патриотов, хоть приписанного к либералам (откуда, впрочем, все больше перебежчиков в первый стан). Не потому, что параллели между третьим рейхом и сегодняшней Россией очевидны: параллелей как раз практически нет, потому что сегодняшняя Россия – автократическое, однако не тоталитарное государство, то есть то, в котором единомыслие внедряется на всех уровнях, от детсада до морга, как оно внедрялось в Германии после 1933-го (в тоталитарном государстве подчинение частной жизни государству является принципиальным моментом, – точнее, частная жизнь как таковая при тоталитарных режимах исчезает: формула «в СССР секса нет» была не столько смешна, сколько точна).

Но отдельные языковые изменения действительно настораживающе схожи.

Например, Клемперер пишет, что при нацистах слова «героизм», «герой», «героический» стали синонимичны «воинской доблести, дерзкой отваге, презрению к смерти», но из них исчезло первоначальное значение: герой – это тот, чьи дела служат благу человечества. В итоге от героизма осталось только то, что есть «у любого драчуна и каждого преступника».

У нас точно такая же штука случилась с «патриотизмом», «патриотом», «патриотическим». Из «патриотизма» исчезло значение «думающий о судьбе своей страны, заботящийся о благе сограждан». Патриотом сегодня стал, кто превозносит только свой народ, презирая и унижая другие народы (собственно говоря, сегодня в России патриотизм есть платье на выход для шовинизма).

«Хохлы», «бандеровцы», «фашисты», «европодстилки» – это сегодня говорят русские про украинцев. «Либерасты», «евросодом» – это русские про 28 стран Евросоюза, плюс Америку-Канаду-Австралию и т. д. Гляньте на выступления бывшего соратника Ясина и Немцова, ныне проповедника в модном жанре «экономика для бедных» Михаила Делягина. Евронацисты – у него едва ли не главное по частотности употребления слово. Действует на целевую аудиторию ничуть не хуже кощунников Мамонтова, работающего в жанре «бедный для бедных».

Причем на Украине, похоже, индуцирован аналогичный процесс. Про «москалей», «путинских рабов» и «колорадов» я в социальных сетях читаю все чаще.

Этот язык ненависти возник не из-за событий на Украине. Бутоны наливались давно, и уже во время Олимпиады он цвел пышно. В один прекрасный момент я просто убрал звук у «России», когда спортивный комментатор (мой бывший приятель, кстати) заорал про то, как клево мы уделали тех, кто нам в подметки не годится. Хотя он, по идее, должен не мочить проигравшего, а, уважая чужое мужество, рассказывать мне про спорт то, чего я не знаю.