Гарри Поттер и Реликвии Смерти - Джоан Роулинг

— Там, — произнесла она, показывая на бесформенную массу.

И в тот момент, когда он отвернулся, обшаривая глазами спутанную груду мусора в поисках рукояти меча, рубина, Батильда сделала какое–то странное движение — Гарри заметил это уголком глаза; паника заставила его развернуться, и ужас приковал его к полу, когда он увидел, как старое тело рухнуло вниз, и огромная змея вытекла из того места, где была шея.

Змея нанесла удар, едва Гарри поднял волшебную палочку; укус в предплечье выбил палочку у него из руки и подбросил к потолку. Свет палочки беспорядочно заметался по комнате и погас. Затем мощнейший удар хвостом в живот выбил из Гарри весь воздух; он отлетел спиной на туалетный столик, в груду грязной одежды…

Он откатился в сторону, едва избегнув хвоста, обрушившегося на столик, где Гарри был секундой раньше; осколки стеклянной поверхности ливнем хлынули на него, едва он приземлился на пол. Он услышал, как Гермиона позвала снизу: «Гарри?»

Гарри не мог набрать достаточно воздуха в легкие, чтобы отозваться; затем тяжелая гладкая масса сбросила его на пол, и он ощутил, как она наползает на него, сильная, мускулистая…

— Нет! — пригвожденный к полу, выдавил он, глотая воздух.

— Да, — прошептал голос. — Да… держу тебя… держу тебя…

— Accio… Accio палочка…

Но палочка не прилетела, и ему понадобились обе руки, чтобы попытаться оторвать от себя змею, обвившуюся вокруг его туловища, выдавливающую из него воздух, вдавливающую ему в грудь Хоркрукс, ледяной кружок, пульсирующий жизнью в считанных дюймах от его собственного отчаянно колотящегося сердца, и его мозг заливало холодным белым светом, все мысли погасли, дыхание захлебнулось, отдаленные шаги, все стало…

Металлическое сердце билось вне его груди, и теперь он летел, летел с триумфом в сердце, не нуждаясь в помеле или Тестрале…

Внезапно Гарри очнулся в дурнопахнущей темноте; Нагини выпустила его. Он вскарабкался на ноги и увидел силуэт змеи на фоне освещенной лестничной площадки. Она нанесла удар, и Гермиона с криком нырнула в сторону; ее проклятье, отраженное, ударило в занавешенное окно и разбило его. Морозный воздух наполнил комнату, когда Гарри пригнулся, чтобы избежать второго душа разбитого стекла, и его нога скользнула на чем–то похожем на карандаш — на его палочке…

Он нагнулся и схватил ее, но теперь вся комната была полна змеей, беспорядочно бьющей своим хвостом; Гермионы нигде не было видно, и какое–то мгновение Гарри думал о худшем, но затем раздался громкий звук удара и вспышка красного света, и змея взмыла в воздух, попутно крепко двинув Гарри в лицо, поднимая одно тяжелое кольцо за другим к самому потолку. Гарри поднял волшебную палочку, но как только он это сделал, его шрам загорелся сильнее и больнее, чем за многие годы.

— Он идет! Гермиона, он идет!

Когда он проорал эти слова, змея с безумным шипением обрушилась вниз. Все погрузилось в хаос: она сбивала полки со стен, и осколки фарфора летали повсюду, когда Гарри перепрыгнул через кровать и схватил темную фигуру, которая, он знал, была Гермионой…

Она закричала от боли, когда Гарри потянул ее обратно через кровать; змея снова поднялась, но Гарри знал, что приближалось нечто худшее, чем змея, что это, возможно, было уже у ворот, его голова, казалось, вот–вот расколется надвое от боли в шраме…

Змея бросилась, когда он рванулся вперед, таща Гермиону за собой; когда она ударила, Гермиона прокричала: «Confringo!», и ее заклинание пролетело через комнату, разнеся зеркало гардероба, отразилось обратно в них, начало молотить от пола до потолка и обратно; Гарри ощутил, как оно обожгло тыльную сторону его ладони. Стекло разрезало ему щеку, когда, таща за собой Гермиону, он спрыгнул с кровати на разломанный туалетный столик и затем через разбитое окно в ничто, и ее крик разнесся в ночи, когда они крутанулись прямо в воздухе…

И затем его шрам взорвался, и он был Волдемортом, и он мчался через вонючую комнату, и его длинные белые руки вцепились в подоконник, когда он мельком увидел, как плешивый мужчина и маленькая женщина крутанулись и исчезли, и он завопил от ярости, и его крик, смешавшись с криком девчонки, эхом разнесся через темные садики, перекрывая церковные колокола, отбивающие наступление Рождества…

И его крик был гарриным криком, его боль была гарриной болью… это могло случиться здесь, где это случилось раньше… здесь, откуда виден был дом, в котором он так близко подошел к знанию того, каково умирать… умирать… боль была столь ужасна… вырван из собственного тела… но если у него не было тела, почему его голова так страшно болела, если он был мертв, почему он чувствовал себя так непереносимо, разве боль не прекращается со смертью, разве она не уходит…

Ночь сыра и ветренна, двое детей, наряженных тыквами, переваливаясь, идут через площадь, и окна магазинов усеяны бумажными пауками, дешевыми муглевыми атрибутами мира, в который они не верят… и он скользил мимо них, и это его чувство цели, и мощи, и правильности, он всегда испытывал его в таких случаях… не гнев… это было для более слабых душ, чем он… но триумф, да… он ждал этого, он надеялся на это…

— Отличный костюм, мистер!

Он увидел, как улыбка мальчугана увяла, едва он подбежал поближе и смог заглянуть под капюшон плаща, увидел, как страх затуманил раскрашенное лицо; затем ребенок развернулся и побежал прочь… под мантией он коснулся пальцами рукоятки волшебной палочки…одно простое движение, и ребенок никогда не вернется к матери… но ненужно, совершенно ненужно…

Теперь он двигался по новой, более темной улице, и его цель наконец–то была перед его глазами, Фиделиус рухнул, хотя они этого еще не знали… и он издавал меньше звуков, чем мертвые листья, скользящие вдоль тротуара, когда он поравнялся с темной изгородью и глянул через нее…

Они не задернули занавесок, он совершенно отчетливо видел их в их маленькой гостиной — высокого черноволосого мужчину в очках, выпускающего клубы разноцветного дыма из своей волшебной палочки для развлечения маленького черноволосого мальчика в синей пижаме. Ребенок смеялся и пытался поймать дым, схватить его в свой маленький кулачок…

Дверь открылась, и вошла мать, говоря слова, которых он не слышал, ее длинные темно–рыжие волосы закрывали лицо. Теперь отец двумя руками поднял сына и протянул его матери. Он отбросил волшебную палочку на диван и потянулся, зевая…

Ворота чуть скрипнули, когда он их открыл, но Джеймс Поттер этого не услышал. Белая рука извлекла волшебную палочку из–под плаща и указала ей на дверь; та распахнулась.