Гарри Поттер и Реликвии Смерти - Джоан Роулинг

— Гарри, я думаю, сегодня Сочельник! — воскликнула Гермиона.

— Думаешь?

Он потерял счет времени; газеты им не попадались уже несколько недель.

— Наверняка Сочельник, — кивнула Гермиона, не отрывая взгляда от церкви. — Они… они должны быть там, да? Твои мама и папа? Я вижу кладбище за церковью.

Гарри ощутил приступ чего–то большего, чем просто возбуждение, чего–то более близкого к страху. Теперь, когда он был так близко, он не был уверен, хочет ли он вообще это видеть. Вероятно, Гермиона знала, что чувствует Гарри, поскольку она взяла его за руку и впервые за все время взяла на себя лидерство, потащив его за собой. Однако, дойдя до середины площади, она остановилась как вкопанная.

— Гарри, смотри!

Она показывала на военный памятник. Когда они проходили мимо него, он преобразился. Вместо обелиска с выбитыми на нем именами там была скульптура трех человек: мужчины со встрепанными волосами и в очках, длинноволосой женщины с красивым и добрым лицом и младенца, лежащего на руках у матери. Снег лежал на их головах наподобие пушистых белых шапок.

Гарри подошел поближе, вглядываясь в лица своих родителей. Он никогда не думал, что им поставили памятник… как странно было видеть самого себя увековеченным в камне, счастливого ребенка без шрама на лбу…

— Пошли, — сказал Гарри, насмотревшись вдоволь, и он с Гермионой снова направились в сторону церкви. Когда они пересекли улицу, он оглянулся; статуя снова превратилась в военный памятник.

Звуки пения усиливались по мере того, как они приближались к церкви. Гаррино горло сжалось, эти звуки так сильно напомнили ему о Хогвартсе, о Пивзе, распевающем неприличные версии гимнов внутри доспехов, о двенадцати новогодних елках в Большом Зале, о Дамблдоре в чепчике, который ему достался из хлопушки, о Роне в свитере домашней вязки…

Вход на кладбище был через маленькую калитку. Гермиона приоткрыла ее так тихо, как только смогла, и они просочились внутрь. По обе стороны от скользкой тропинки, ведущей к дверям церкви, снег лежал толстым нетронутым слоем. Гарри и Гермиона двинулись сквозь снег, оставляя позади себя глубокие траншеи; они шли в обход здания, держась в тенях под сверкающими окнами.

Позади церкви они увидели ряды и ряды заснеженных надгробий, торчащих из–под бледно–голубого одеяла, испещренного яркими пятнами красного, желтого и зеленого в тех местах, где на снег падал свет, прошедший через витражи. Крепко сжимая рукой свою волшебную палочку в кармане куртки, Гарри направился к ближайшей могиле.

— Глянь сюда, это Эббот, возможно, какой–то дальний родственник Ханны!

— Потише говори! — умоляюще прошептала Гермиона.

Они все больше уходили в глубь кладбища, оставляя дырочки следов в снегу, наклоняясь, чтобы разобрать слова на древних надгробиях, и поминутно бросая взгляды в окружающую тьму, чтобы быть абсолютно уверенными, что их никто не сопровождает.

— Гарри, смотри!

Гермиона была от него в двух рядах надгробий; Гарри пришлось пробираться к ней, в то время как его сердце, казалось, было готово выскочить из груди.

— Это?..

— Нет, но смотри!

Она указала на темный камень. Гарри наклонился и увидел на замерзшем, усыпанном лишайниками граните, слова «Кендра Дамблдор» и, чуть ниже дат ее рождения и смерти, «и ее дочь Ариана». Там же была выбита цитата:

Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше[65].

Стало быть, Рита Скитер и Мериел кое–что говорили верно. Семья Дамблдора действительно жила здесь, и некоторые из них здесь умерли.

Видеть эту могилу было хуже, чем слышать о ней. Гарри не мог удержаться от мыслей, что и он, и Дамблдор имели свои корни на этом кладбище, и что Дамблдор должен был ему это рассказать; и в то же время Дамблдор никогда не думал о том, чтобы разделить с Гарри эту связь. Они могли бы навещать это место вдвоем; Гарри представил себе, как он приходит сюда вместе с Дамблдором, какую связь между ними это могло бы создать, как много это бы для него значило. Но, судя по всему, для Дамблдора тот факт, что их семьи были рядом друг с другом на одном кладбище, являлся несущественным совпадением, не имеющим, вероятно, никакого отношения к работе, которую он поручил Гарри выполнить.

Гермиона не отрываясь смотрела на Гарри, и он был рад, что его лицо было скрыто в тени. Он снова прочел слова на надгробии. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Он не понимал, что означают эти слова. Несомненно, их выбрал Дамблдор, как старший в семье после смерти матери.

— Ты уверен, что он никогда не упоминал?.. — начала Гермиона.

— Нет, — коротко ответил Гарри. — Давай продолжим, — и он двинулся прочь, жалея, что увидел этот камень: он не хотел, чтобы его возбужденное, тревожное ожидание смешивалось с возмущением.

— Здесь! — снова крикнула из темноты Гермиона несколькими мгновениями позже. — О нет, прости! Мне показалось, тут написано «Поттер».

Она терла искрошенный, заросший мхом камень, глядя на него с чуть нахмуренным лицом.

— Гарри, вернись на минуточку.

Гарри не хотелось опять отвлекаться, и он с большой неохотой пошел к ней назад через слой снега.

— Что?

— Посмотри сюда!

Надгробие было невероятно старым и выветренным, так что Гарри едва мог различить имя. Гермиона показала ему на символ под именем.

— Гарри, это тот знак, из книги!

Он уставился на то место, куда она показала: камень был настолько истерт, что было чрезвычайно трудно разобрать, что же там было выбито, но, тем не менее, похоже, там действительно был треугольный знак под практически неразличимым именем.

— Ага… возможно, он…

Гермиона зажгла свет на своей волшебной палочке и поднесла ее к имени на камне.

— Здесь написано «Иг…» «Игнотус», кажется…

— Я продолжу искать родителей, хорошо? — сообщил ей Гарри, добавив чуть–чуть раздражения в голос, и снова пошел вперед, оставив ее согнувшейся над древней могилой.

То тут, то там он натыкался на фамилии, которые, как и Эббот, он встречал в Хогвартсе. Иногда на этом кладбище были представлены сразу несколько поколений семей волшебников; по датам Гарри мог сделать вывод, что то или иное семейство либо полностью вымерло, либо ныне живущие члены семей покинули Годрикову Лощину. Все глубже и глубже он уходил мимо могил, и всякий раз, подходя к очередному надгробию, он ощущал маленький укол беспокойства пополам с предвкушением.

Внезапно тьма и тишина, казалось, стали еще глубже. Гарри встревоженно огляделся, думая о дементорах, затем понял, что песнопения закончились, что звуки беседы прихожан удалялись по мере того, как они возвращались на площадь. А только что кто–то в церкви выключил свет.