Гарри Поттер и Реликвии Смерти - Джоан Роулинг

Едва они прибыли, Гермиона выпустила гаррину руку и отошла в сторону. Она уселась на большой валун и уронила лицо в колени, сотрясаясь в рыданиях. Гарри смотрел на нее, предполагая, что ему следует подойти и попытаться ее успокоить, но что–то удерживало его на месте. Внутренности его вновь заледенели и завязались узлом: перед глазами в который раз встало презрительное лицо Рона. Гарри отошел от Гермионы, продираясь через вересковые заросли, и двинулся по большому кругу с поглощенной горем Гермионой в центре, производя защитные заклинания, которые обычно накладывала она.

На протяжении следующих нескольких дней они вообще не обсуждали Рона. Гарри был твердо нацелен никогда более не упоминать его имени, и Гермиона, похоже, знала, что давить по этому поводу бесполезно, хотя иногда, по ночам, когда она думала, что Гарри спит, он слышал, как она плачет. В то же время Гарри начал иногда извлекать Карту Мародера и изучать ее, освещая волшебной палочкой. Он ждал, когда точка, помеченная именем Рона, вновь появится в коридорах Хогвартса; это означало бы, что он, защищенный своим статусом чистокровного волшебника, вернулся в уютный замок. Однако Рон на карте не появлялся, и через некоторое время Гарри понял, что достает ее просто чтобы смотреть на имя Джинни в женской спальне и размышлять, не проникнет ли его упорный взор в ее сон — может быть, она каким–то образом будет знать, что он думает о ней, что он надеется, что с ней все в порядке.

В дневное время они занимались тем, что пытались определить возможное местонахождение меча Гриффиндора; но чем больше они рассуждали о местах, где Дамблдор мог бы его спрятать, тем более буйными и неправдоподобными становились их предположения. Сколько ни напрягал Гарри свой мозг, ему не удавалось припомнить, чтобы Дамблдор вообще упоминал когда–либо место, где он мог что–либо спрятать. В некоторые моменты он сам не мог понять, на кого он сердит больше — на Рона или на Дамблдора. Мы думали, что ты знаешь, что делаешь… мы думали, что Дамблдор рассказал тебе, что делать… мы думали, что у тебя есть настоящий план!

Гарри не мог лгать самому себе: Рон был прав. Дамблдор оставил его практически ни с чем. Они обнаружили один Хоркрукс, но у них не было никаких средств уничтожить его; прочие оставались такими же недосягаемыми, как и прежде. Ощущение безнадежности все чаще окутывало его. Время от времени он думал о том, что не имел права принимать предложение своих друзей сопровождать его на этом извилистом, бесцельном пути. Он ничего не знал, у него не было идей, и он все время мучил себя, выискивая признаки того, что Гермиона тоже собирается сказать, что с нее хватит и она уходит.

Многие вечера они проводили практически в полном молчании, и Гермиона завела привычку вытаскивать портрет Файниса Найджелуса и устанавливать его в кресле, словно он мог отчасти закрыть зияющую дыру, оставленную ушедшим Роном. Несмотря на предыдущее заверение, что он никогда больше к ним не придет, Файнис Найджелус явно не мог удержаться от искушения попытаться выяснить побольше о том, что собирается делать Гарри, и появлялся со своей повязкой через каждые несколько дней. Гарри был даже рад его видеть, потому что это был собеседник, хоть и ехидный и любящий поиздеваться. Он и Гермиона с наслаждением впитывали любые новости о происходящем в Хогвартсе, хотя Файнис Найджелус оказался не самым идеальным источником информации. Он очень высоко ценил Снейпа, первого директора–слизерина после него самого, и им приходилось воздерживаться от критики и нетактичных вопросов в адрес Снейпа — в противном случае Файнис Найджелус немедленно покидал картину.

Однако отдельные кусочки информации он все–таки выдавал. Снейп, похоже, встретился с постоянным, хотя и не переходящим в открытый конфликт сопротивлением со стороны некоего студенческого ядра. Джинни запретили посещать Хогсмид. Снейп восстановил старый декрет Амбридж, запрещающий собрания трех и более студентов и все неофициальные студенческие общества.

Из всего этого Гарри сделал вывод, что Джинни, а с ней, вероятно, и Невилл с Луной, делали что могли для продолжения работы Армии Дамблдора. От этих обрывочных новостей Гарри испытывал настолько сильное желание увидеться с Джинни, что оно жгло его, как боль в животе; но в то же время эти новости заставляли его снова думать о Роне и о Дамблдоре, и о самом Хогвартсе, по которому он скучал почти так же сильно, как и по своей бывшей девушке. Когда Файнис Найджелус рассказывал о жестоких мерах, принимаемых Снейпом, Гарри на какое–то мгновение словно обезумел, просто представив себе, как он возвращается в школу и участвует в расшатывании режима Снейпа. Быть накормленным, спать в мягкой постели, и чтобы другие принимали все решения — в то мгновение такая перспектива казалась ему самой замечательной на свете. Но тут же Гарри вспомнил, что он — Враг общества номер один, что за его голову назначена награда в десять тысяч галлеонов и что в эти дни зайти в Хогвартс было для него так же опасно, как зайти в Министерство Магии. На самом деле, Файнис Найджелус, сам того не желая, подчеркивал это обстоятельство, задавая время от времени как бы невзначай наводящие вопросы о местонахождении Гарри и Гермионы. Всякий раз, когда он это делал, Гермиона сразу же запихивала его обратно в бисерную сумочку, и в течение нескольких дней после таких бесцеремонных прощаний Файнис Найджелус упорно отказывался появляться заново.

Погода становилась все холоднее и холоднее. Гарри и Гермиона не осмеливались оставаться в одном регионе слишком долго, поэтому, вместо того, чтобы все время бродить по югу Англии, где худшей из их проблем были заморозки на почве, они продолжали мотаться по всей стране, отваживаясь на остановки в горах, где по их палатке молотил град, в бескрайних болотах, где палатку заливало холодной водой, а один раз — на крошечном островке посреди шотландского озера, где снег за одну ночь засыпал палатку до половины.

Они уже видели нарядные новогодние елки в окнах некоторых гостиных, когда Гарри, наконец, набрался решимости вновь предложить единственный, как ему казалось, путь, который они еще не исследовали. Они только что необычайно хорошо поужинали: Гермиона наведалась в супермаркет под плащом–невидимкой (перед уходом педантично оставив деньги в открытой кассе) — и Гарри подумал, что ее легче будет уговорить, когда их животы полны болоньезского спагетти и консервированных груш. Кроме того, у него было предчувствие, что сейчас подходящий момент, чтобы предложить ей хоть на несколько часов сделать перерыв в ношении Хоркрукса, который в данный момент свисал с койки рядом с ним.