Новые и новейшие работы, 2002–2011 - Мариэтта Омаровна Чудакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За несколько лет до смерти Ремизов вспоминал об Андрее Белом: «Он мечтал стать Гоголем, но его задавили ученые немцы»[592].
У Ремизова же был свой кандидат на роль Гоголя в XX веке.
Летом 1921 года Ремизов уезжал за границу, надеясь, как и многие, что на время. Издатель «Алконоста» С. М. Алянский близко знал его в те годы. Узнав в одну из наших встреч в конце 60-х годов, что я пишу в стол книгу о поэтике Зощенко и уделяю там немало места Ремизову, сообщил мне не без торжественности 26 мая 1967 года («Дарю Вам слова Ремизова») и даже записал своей рукой сказанное ему, Алянскому, на вокзале, при прощании 5 августа 1921 года:
«Не знаю, увидимся ли. Помните один мой завет: берегите Зощенко. Это наш, современный Гоголь».
Поздней осенью 1957 года в Париже, в последние две недели жизни, Ремизов уже не мог вести дневник сам — он диктовал. Последняя запись (25 ноября 1957 г.) такая: «Ну, запишите, Гоголь, сегодня весна, мне письмо…»[593]
3. Иван Бунин
Н. В. Кодрянская вспоминала: «Бунин считал и не раз об этом говорил, что утверждение Ремизова, будто все мы теперь пишем испорченным русским языком, неверно. Мнимую „порчу“ Бунин называл упорядочением, очищением, окончательным установлением. А попытки Ремизова писать так, как писали до Петра, или уловить разговорный „живой“ склад речи того времени считал неосуществимыми, а главное, ненужными. Было еще и другое. Ремизов вел свою родословную от Гоголя. Гоголя Бунин недолюбливал…»[594]
Как известно, «недолюбливал» не значит избежал влияния. Часто у писателей бывает наоборот — раздражает неконтролируемое влияние старшего собрата.
Позволим себе длинную цитату из Петра Михайловича Бицилли. Он писал (в статье «Проблема человека у Гоголя») о разных типах совпадений: совпадения, идущие от общности жизненных впечатлений; совпадения от общего «фонда» литературных шаблонов; совпадения «намеренные, сознательные, прямые „цитаты“ <…>; наконец, бессознательные внушения, подсказывания, плод творческого усвоения, усвоения столь глубокого, что пишущий не отдает себе отчета в том, что его образы, его средства экспрессии он получил от другого. Да это было бы и беспредметно: они ведь и впрямь стали его собственностью. Признаком такого творческого усвоения служит художественное совершенство данного произведения…»[595] В наших работах это «творческое усвоение» было показано на двух примерах: «Тимур и его команда», идущая эпизод за эпизодом за «Капитанской дочкой» (легшей на дно сознания автора еще в арзамасском реальном училище), и сцена Воланд — Маргарита — Мастер в романе Булгакова, прообраз которой — сон Татьяны в «Евгении Онегине» (любой читающий по-русски легко может в этом убедиться безо всякой филологической подготовки).
А. Л. Бем говорил о «литературном припоминании» (а вслед за ним С. Г. Бочаров — о «таинственной силе генетической литературной памяти»).
Как ни назови, уклониться от Гоголя нелегко. Возможно, память о его прозе неосознанно проступает в словах Бунина, записанных Г. Кузнецовой в дневнике в тот же день, как они были сказаны (28 дек.1928 г.), то есть, несомненно, достаточно точно: «Разве можно сказать, что такое жизнь? В ней всего намешано…<…> Жизнь — это вот когда какая-то там муть за Арбатом, вечереет, галки уже по крестам расселись, шуба тяжелая, калоши… Да что! Вот так бы и написать…»[596]
Это уже было замечено и написано в свое время Некрасовым.
Укоряя Писемского за то, что «он почти вовсе отказывает Гоголю в лиризме», Некрасов возражал ему так: «Да в самом Иване Ивановиче и Иване Никифоровиче, в мокрых галках, сидящих на заборе, есть поэзия, лиризм. Это-то и есть настоящая, великая сила Гоголя. Все неотразимое влияние его творений заключается в лиризме, имеющем такой простой, родственно-слитый с самыми обыкновенными явлениями жизни — с прозой — притом такой русский характер!»[597] Речь идет о тех галках, что сидят на последних строках повести о двух Иванах: «Опять то же поле, местами изрытое, черное, местами зеленеющее, мокрые галки и вороны, однообразный дождь, слезливое без просвету небо» — почти что бунинская вечереющая «муть за Арбатом».
Некрасовский «лиризм» и бунинская «жизнь» здесь, конечно, синонимы.
4. Михаил Булгаков
Булгаков и Гоголь — тема особая и огромная.
Мы не повторяем здесь материала серии наших статей на эту тему. Ограничимся лишь несколькими более или менее свежими примерами «бессознательных внушений», «подсказываний» и «припоминаний»[598].
Косые глаза
Первая публикация: Косые глаза. Неполиткорректные соображения о том, как «чужое» лепится из «своего» // Порядок хаоса — хаос порядка. Сборник статей в честь Леонида Геллера. Slavica Helvetica. Berne, 2010. Band 80 (фрагмент статьи)
В преддверии юбилея Гоголя — самого влиятельного, пожалуй, писателя в 20-е годы русского XX века — выскажем предположение о том, как одна фраза Гоголя дала Михаилу Булгакову нужную ему краску для изображения неприятеля в братоубийственной Гражданской войне.
В такой войне, как известно, убивают друг друга люди одного или очень близкого этноса. И потому в распоряжении литератора, обратившегося к этой теме, нет того широкого диапазона средств, который всегда к его услугам для передачи чужести неприятеля-чужестранца.
В первой половине 20-х годов М. Булгаков погружен в материал Гражданской войны. Он работает над романом с невероятным для тех лет названием «Белая гвардия» и над серией рассказов о том же: «Китайская история» (1922), «Налет» (1924) и др. Он, несомненно, ищет нужную ему подсказку в вышеуказанном смысле. И находит ее у Гоголя — едва ли не единственного писателя, с текстами которого он в буквальном смысле не расстается и бликами которого буквально полны его сочинения. Даже ключевое слово простенькой, но из-за этого именно слова незабываемой фразы — возгласа несчастного Ивана Бездомного в клинике Стравинского «Так вот вы какие стеклышки у себя завели!» — подхвачено у Гоголя в «Повести о капитане Копейкине»: «Избенка, понимаете, мужичья, стеклушки в окнах, можете себе представить, полуторасаженные зеркала…»
«Тарас указал сыновьям на маленькую, черневшую в дальней траве точку, сказавши: „Смотрите, детки, вон скачет татарин!“ Маленькая головка с усами уставила издали прямо на них узенькие глазки свои, понюхала воздух, как гончая собака, и, как серна, пропала, увидевши, что козаков было тринадцать человек».
Заметим — всего один выделенный нами эпитет передает далекий, не очень-то различимый (непонятно вообще-то, как в «точке» удается различить
