Ключи Марии - Андрей Юрьевич Курков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Профессор Курилас, проходя по коридору, думал о том, что этим летом на отдых стоит убежать куда-то подальше от Львова. Возможно, в Карпаты. Его догнал Маркович.
– Бодя, ты читал? – он показал краешек газеты, торчащий у него из кармана.
– Читал. И что?
Накануне «Вільна Україна» опубликовала клеветническую статью на преподавателей университета, приписывая им множество грехов, обвиняя в украинском буржуазном национализме и неприятии марксистско-ленинской идеологии.
– И ты такой спокойный? – удивлялся Маркович. – Разве ты не знаешь, что после таких публикаций бывало в 1930-х годах?
– Знаю, – действительно совершенно спокойным тоном ответил Курилас. – Но я не думаю, что этот анонимный памфлет будет иметь какие-то серьезные последствия.
– Но мы должны проявлять осторожность. Зря ты рассказывал на лекциях, что галичане бежали от русских.
– Понимаешь, эту статейку написал болван, который не знает братской русской литературы, – с сарказмом ответил профессор. – О побеге галичан писали все тогдашние российские корреспонденты во главе с Алексеем Толстым. Всё описано в художественных произведениях великих русских писателей. Я уже молчу об украинских или польских… Ага… – вдруг вспомнил. – Я, кстати, уже был в обкоме.
– Вызывали? – испугался Маркович.
– Да, вызывали, – безразличным тоном ответил Курилас. – Я им принес сумку книг и несколько тетрадных листов с выписанными цитатами. Они читали с отчаянием в глазах. Но против авторитета Алексея Толстого же не попрешь! Тем более, что еще недавно он громко пил-гулял во Львове с новой любовницей.
– Хорошо, – сказал Маркович. – Пойдем послушаем Хрущева. Он как раз выступает в актовом зале.
– Мы же не можем зайти прямо во время выступления.
– Конечно нет, давай поднимемся на балкон. И послушаем за шторами.
Курилас согласился. На балконе притаилось еще несколько хитрых преподавателей, которые не хотели сидеть несколько часов в зале. Никита Хрущев, первый секретарь Киевского обкома партии, стоял за трибуной и делился своими впечатлениями от Галичины.
Он рассказывал о том, как местные крестьяне и рабочие радостно приветствовали новую власть, как все единым фронтом бросились работать на благо Родины. Время от времени раздавались аплодисменты, хотя трудно было бы представить, что в зале хоть кто-то искренне верил во все эти помпезные слова.
Вдруг Курилас почувствовал, как кто-то его дергает за полу пиджака
Оглянувшись, увидел ту самую студентку, которую недавно выгнал из дому. Узнал ее не сразу, перепугано осмотрелся, проверяя: не следит ли кто-нибудь за ним, потом кивнул ей на дверь и тихонько, втайне от Марковича, вышел. Быстрым шагом они прошли коридор и спустились вниз к выходу на улицу Костюшко.
– Вы разве не понимаете, что вас разыскивают? – шептал озабоченно Курилас. – У них есть ваш нарисованный портрет. Моя служанка и их шпик вас описали. Я вас не выдавал. Я говорил, что вы убеждали меня не служить «советам».
– Я догадываюсь. Мы сейчас пойдем в парк. Там вас ждет Олесь.
– Что? – ужаснулся Курилас. – Он спятил! Зачем он здесь?
– Он вам все объяснит. Пойдемте.
Солнце жарило вовсю и слепило своим сиянием всякого, кто пытался на него посмотреть. В такие дни Курилас любил прогуливаться по парку, здесь всегда было полно молодежи, многие его знали и здоровались. Хотя попадались и мрачные лица понаехавших с востока, они провожали его глумливыми взглядами, на которые он уже не обращал внимания. В этот раз в парке студентов не было, всех погнали на встречу с Хрущевым. Но Курилас все равно время от времени тревожно поглядывал по сторонам. Олесь, увидев его, сорвался с места и бросился обнимать.
– Олесь! Олесь! – бормотал Курилас. – Какого черта ты притащился? Меня о тебе допрашивали в НКВД. Они знают, что ты работаешь в немецкой газете.
– Папа, подожди, давай об этом потом! Это Арета. Она знает, чем ты занимаешься. Ты должен ее выслушать.
– Я уже однажды ее выслушал.
– Ничего. Еще раз не повредит. Но лучше пойти в безопасное место. Знаешь такое?
– Домой к нам нельзя, – сказал Курилас. – У меня установили прослушку, да и за входом следят. Но можем пойти в забегаловку Соломона. Помнишь его?
– Разве у него трактир не забрали?
– Хитрый Соломон вступил в компартию и теперь он, хоть и не владелец, но товарищ директор. У него там есть, где уединиться.
– Да, но он же меня знает.
– Ну и что? Он – мудрый еврей, способный и нас кое-чему научить. Я ему доверяю, как себе.
Через несколько минут они уже были на Коперника. Трактир Соломона превратился теперь в буфет с довольно бедным выбором закусок. С витрины на посетителей скучающе смотрели бутерброды с тюлькой и луком, синюшные яйца и прошлогодние зеленые соленые помидоры. За столиками сидели несколько клиентов с пивом. Хозяина видно не было, над прилавком нависала огромной грудью жена Соломона – Ривка. Увидев Куриласа и его сына, она расплылась в радостной улыбке и сразу поманила их в «трактирное закулисье». Там, на задворках буфета, притаился зальчик для своих. За столиком сидел Соломон и щелкал на счетах. Он тоже обрадовался Куриласу, их связывала многолетняя дружба.
– Пан профессор! Кого я вижу! И ты, Олесь? Ну-ну, не стесняйтесь, заходите, садитесь. Ривка, – скомандовал жене, – сотвори нам что-то съедобное, потому что пан профессор бутербродов с тюлькой не употребляют. Ну садитесь! Садитесь!
– Мы вам не помешали? – спросил Курилас.
– Нет, я уже все посчитал. Пока вас здесь оставлю, а если буду нужен, то дайте знать.
Он исчез, а Ривка разложила на столе нарезанную колбасу, сыр, хлеб, огурцы и масло.
– Может, вам еще хорошей водочки? – спросила. – Есть «Бачевський».
Олесь с отцом переглянулись и согласились. Когда выпили по рюмке и закусили, Богдан Курилас сказал:
– Хочу извиниться перед Аретой, но я все тогда сделал правильно. Мой дом прослушивается и под наблюдением. Теперь я знаю несколько больше, чем тогда. Как я понял, им нужна именно Арета.
– Но зачем? – спросил Олесь.
– Сейчас объясню. На тебе есть знак: родинка. На груди под левым соском в виде серпа – изгибом вниз. Покажи Арете.
Арета все это слушала удивленно и видно было, что слова Куриласа ее обеспокоили. Олесь расстегнул рубашку. Арета приглушенно вскрикнула.
– Вы, наверное, вскрикнули потому, – спросил Курилас, – что у вас есть такая же родинка?
Она кивнула.
– И родились вы оба в один день и в один год. Вы должны были встретиться,
