Русское тысячелетие - Сергей Эдуардович Цветков

спектакля восторженные овации ему не умолкали. Поэт Дитчер сочинил в честь Землянухина военную песню, опубликованную позднее в переводе в журнале «Сын Отечества»:Ура! Горят, пылают селы. Седлай коней, казак! Ура! мечи отмщенья стрелы, Где скрылся лютый враг. Багрово зарево являет Грабитель алчный, где бежит, Пожар кровавый освещает, Где вслед за ним казак летит. Наш Бог и гетман поборают, Ура! вперёд, казак! Ни глад, ни бой не устрашают, Падёт пред нами враг! Ужасным гладом истомленный, Трепещущ, бледен, полунаг, Бежит позором покровенный А вслед за ним летит казак, Пылая яростью, отмщает Горящую Москву! Грозу и ужас низвергают На вражию главу! Во гневе небеса чернеют, Где убегает враг, Но там, где вихри не успеют, Там наш разит, ура, казак!

Вся лондонская знать желала видеть у себя гостем казака, все пили за него и за здоровье русских воинов — «победителей злодея вселенной».

В распоряжение Землянухина предоставили триста конных гвардейцев и заставили показывать перед ними все военные приёмы донцов. На это зрелище съехалось множество зрителей из всех городов Англии. Выступление казака привело всех в восторг, народ неистово кричал: «виват Донское войско!». Землянухина просто закидали подарками.

Британская газета «Morning Chronicle» приводила описание внешности Землянухина: «Рост казака около шести футов; он сильного и коренастого телосложения, и хотя у него суровая воинственная наружность, но лицо довольно выразительное и доброе… Борода у казака длинная, кудрявая и седая; волосы на голове менее седы, зачёсаны назад, на шее около шести дюймов длины; а на лбу острижены коротко и ровно. Одежда его состоит из синего кафтана и шаровар, сшитых из толстого сукна и широких сапогов с круглыми носами. Руки казака необыкновенной ширины и с короткими пальцами, но он с большим искусством владеет оружием, состоящим из пистолета, ружья, сабли и длиннейшей пики, и по-видимому, вовсе не чувствует их тяжести».

Оружие Землянухина (шашка и пика, сразившая 39 французов) были взяты в Британский национальный музей. Взамен принц-регент Георг в знак особенного уважения приказал сделать для казака новую стальную складную пику, два пистолета, ружье, саблю, трость с выдвигающейся подзорной трубой и конскую сбрую. Все предметы были изящно отделаны и богато украшены.

Некоторые из дам просили у него волос из бороды или с головы. По словам Землянухина, не имей он законной жены и будь немного моложе, его непременно женили бы. Желающих было хоть отбавляй.

Ему давали дом и землю, чтобы он мог остаться жить в Лондоне, но все предложения Землянухин отверг. Он отвечал, что хочет умереть у себя в хате, где живёт его старуха и где протекает тихий Дон. Мечта его сбылась.

Спор князя Вяземского и графа Толстого об одном эпизоде из истории войны 1812 года

Выход в свет «Войны и мира» принёс автору романа-эпопеи не только звание первого русского писателя, но и весьма нелицеприятную критику относительно правдивости исторических описаний. В частности, князь Пётр Андреевич Вяземский строго отчитал графа Льва Николаевича Толстого за многие погрешности, в том числе за клевету на исторический образ императора Александра в четвёртом томе «Войны и мира», посвящённом событиям Отечественной войны 1812 г. и, в частности, приезду государя в Москву:

«А в каком виде представлен император Александр в те дни, когда он появился среди народа своего и вызывал его ополчиться на смертную борьбу с могущественным и счастливым неприятелем? Автор выводит его перед народом — глазам своим не веришь, читая это, — с „бисквитом, который он доедал“. „Обломок бисквита, довольно большой, который держал государь в руке, отломившись, упал на землю. Кучер в поддёвке (заметьте, какая точность во всех подробностях) поднял его. Толпа бросилась к кучеру отбивать у него бисквит. Государь подметил это и (вероятно, желая позабавиться?) велел подать себе тарелку с бисквитами и стал кидать их с балкона…“ (цитата неточна, Вяземский, скорее, своими словами передаёт общий смысл эпизода. — С. Ц.).

Если отнести эту сцену к истории, то можно сказать утвердительно, что это басня; если отнести её к вымыслам, то можно сказать, что тут ещё более исторической неверности и несообразности. Этот рассказ изобличает совершенное незнание личности Александра I. Он был так размерен, расчётлив во всех своих действиях и малейших движениях, так опасался всего, что могло показаться смешным или неловким, так был во всем обдуман, чинен, представителен, оглядлив до мелочи и щепетливости, что, вероятно, он скорее бросился бы в воду, нежели бы решился показаться пред народом, и ещё в такие торжественные и знаменательные дни, доедающим бисквит. Мало того: он ещё забавляется киданьем с балкона Кремлёвского дворца бисквитов в народ — точь-в-точь как в праздничный день старосветский помещик кидает на драку пряники деревенским мальчишкам! Это опять карикатура, во всяком случае совершенно неуместная и несогласная с истиной. А и сама карикатура — остроумная и художественная — должна быть правдоподобна. Достоинство истории и достоинство народного чувства в самом пылу сильнейшего его возбуждения и напряжения ничего подобного допускать не могут. История и разумные условия вымысла тут равно нарушены»[54].

Между прочим, Вяземский, в отличие от Толстого, был современником Отечественной войны и участником Бородинского сражения. Однако Лев Николаевич не признал справедливости этого обвинения, поскольку в документах и мемуарах порылся основательно, и в письме к Бартеневу оправдался:

«Везде, где в книге моей действуют и говорят исторические лица, я не выдумывал, а пользовался известными матерьялами, из которых у меня во время моей работы образовалась целая библиотека книг, заглавия которых я не нахожу надобности выписывать здесь, но на которые всегда могу сослаться. Князь Вяземский… обвиняет меня в клевете на характер И[мператора] А[лександра]