Русское тысячелетие - Сергей Эдуардович Цветков

я не видел». И всё же порой он совершал воображаемые путешествия в те страны, куда не мог добраться физически. Таковы, например, его «Впечатления о поездке в Океанию» и «Впечатления о поездке в Бразилию», где он никогда не бывал.

Россию писатель тоже впервые посетил в своём воображении.

В 1840 году вышел роман Дюма «Записки учителя фехтования», основанный на фактах из жизни декабриста И. А. Анненкова. Необыкновенно точным описанием Петербурга книга была обязана мемуарам О. Гризье и других европейских путешественников, побывавших в России.

Но вместо того, чтобы приблизить Россию к писателю, роман отдалил его встречу с ней. Император Николай I счёл книгу опасной, и пока он был жив, Дюма числился в России persona non grata.

Перемены наступили только после восшествия на престол Александра II, который провозгласил курс на либеральные реформы. Декабристы получили амнистию, цензурные строгости были смягчены.

Страстью к путешествиям Дюма наделил и своего любимого героя — графа Монте-Кристо. В 1858 году писатель встретился с ним наяву. Это был граф Г. А. Кушелев-Безбородко, владелец громадного состояния, меценат, литератор, завзятый турист, коллекционер знаменитостей и возможный прототип князя Мышкина из романа Ф. М. Достоевского «Идиот». Он предложил Дюма сопровождать его в Петербург и взял на себя путевые издержки и хлопоты по получению визы.

15 июня 1858 года Дюма выехал из Парижа и уже 22-го числа сошёл по трапу парохода на Английскую набережную у Николаевского моста в Петербурге. Город с первого взгляда очаровал его: «Я не знаю, есть ли в мире какой-нибудь вид, который мог бы сравниться с развернувшейся перед моими глазами панорамой…».

Остановившись в усадьбе Кушелева-Безбородко, писатель начал знакомство с городом. В его распоряжении были дрожки, кучер и несколько русских слов: naprava — à droite, naleva — à gauche, pachol — va, stoi — arrêtez, damoi — à la maison.

Поэзия белых ночей привела Дюма в восторг: «Ничто на свете… не поможет вам представить себе июньскую ночь в Санкт-Петербурге — ни перо, ни кисть. Это какое-то наваждение… Всё вокруг вас жемчужное, переливается опаловыми отсветами, но не так, как бывает на рассвете или в сумерках: свет бледный, и всё же в нём нет ничего болезненного, он озаряет предметы сразу со всех сторон. И ни один предмет не отбрасывает тени. Прозрачные сумерки, не ночь, а лишь отсутствие дня; сумерки, но все предметы вокруг легко различить, словно наступило затмение солнца, но в душе нет смятения и тревоги, как бывает во всей природе при затмении; лишь освежающее душу молчание, радующий сердце покой, тишина, к которой всё время прислушиваешься: не раздастся ли ангельское пение или глас Божий!»

Визит литературной знаменитости вызвал в городе ажиотаж. «Весь Петербург в течение июня месяца только и занимался г-ном Дюма, — писал в журнале „Современник“ И. И. Панаев. — О нём ходили различные толки и анекдоты во всех слоях петербургского общества: ни один разговор не обходился без его имени, его отыскивали на всех гуляньях, на всех публичных сборищах, за него принимали бог знает каких господ. Стоило шутя крикнуть: „Вон Дюма!“ — и толпа начинала волноваться и бросалась в ту сторону, на которую вы указывали. Словом, г-н Дюма был львом настоящей минуты». В сентябре А. И. Герцен сетовал: «Со стыдом, с сожалением читаем мы, как наша аристократия стелется у ног Дюма, как бегает смотреть „великого курчавого человека“ сквозь решётки сада, просится погулять в парк к Кушелеву-Безбородко».

В 1858 году Николаевская железная дорога (Петербург — Москва, 645 км) уже была построена. Время в пути составляло 26 часов. 4 августа в 10 часов утра поезд доставил Дюма на Николаевский вокзал. Больше месяца писатель прожил в Москве, в доме французской актрисы Женни Фалькон, вышедшей замуж за графа Д. П. Нарышкина. «Очаровательный особнячок, объединённый с основной виллой живой изгородью и садом, полным цветов».

В день приезда Дюма отправился осматривать Кремль. «Кремль, который я увидел в тот вечер, — вспоминал он, — в нежном сиянии, окутанный призрачной дымкой, с башнями, возносящимися к звёздам, словно стрелы минаретов, — показался мне дворцом фей, который нельзя описать пером. Я вернулся изумлённым, восхищённым, покорённым, счастливым».

Но вообще его впечатления от древней русской столицы двоились: он называл её то великим восточным городом, то «большой деревней», «ибо Москва со своими парками и лачугами, своими озёрами и огородами, воронами, что кормятся рядом с курами, хищными птицами, парящими над домами, скорее огромная деревня, нежели большой город».

Конечно, Дюма не был бы собой, если бы ограничил своё знакомство с Россией только двумя столицами. Его манила Волга, южные степи, Кавказ…

18 сентября он отправился в Калязин, где сел на пароход до Нижнего Новгорода. Ему не терпелось посетить знаменитую Нижегородскую ярмарку — грандиозное создание инженера А. Бетанкура. «Перед нами открылось такое зрелище, что я ахнул от удивления». Это был настоящий ярмарочный город площадью 500 тыс. кв. м, включавший в себя Главный дом, боковые административные корпуса, 48 торговых корпусов и пристань. Через Оку был переброшен полукилометровый мост — длиннейший на то время в России.

В Нижнем Новгороде Дюма ожидал сюрприз. Местным губернатором был Александр Николаевич Муравьёв, участник декабристского «Союза благоденствия», прошедший через сибирскую ссылку. В губернаторском доме писателя ждала встреча с графом и графиней Анненковыми — Иваном Александровичем и Прасковьей Егоровной (Полиной Гебль), — которые послужили прообразами героев его романа «Учитель фехтования». Они долго и оживлённо беседовали. Полина показала Дюма необычную семейную реликвию — браслет с крестом, выкованный А. А. Бестужевым-Марлинским из кандалов Анненского. Браслет был заклёпан на её руке как символ вечности их союза.

Путешествуя по России, Дюма неоднократно сталкивался со свидетельствами популярности «Учителя фехтования». В Нижнем Новгороде он обнаружил на ярмарке продавца платков с изображением сцены из романа, «а именно — нападение волков на телегу, в которой ехала Полина».

По поводу цензурного запрета «Учителя фехтования» Дюма передаёт в своих записках следующий анекдот: «Княгиня Трубецкая, подруга императрицы, жены Николая I, рассказывала мне, как однажды царица пригласила её в отдалённую комнату своей половины, чтобы вместе прочитать мой роман.

Как раз в это время вошёл император Николай. Г-жа Трубецкая, выполнявшая роль чтицы, быстро спрятала книгу под диванной подушкой. Император подошёл и, стоя перед своей августейшей супругой, которая дрожала более, чем обычно, произнёс: „Вы читаете, мадам?“. — „Да, Ваше Величество“. — „Сказать вам, какую книгу вы читаете?“

Императрица молчала. „Вы читаете роман г-на Дюма `Учитель