Хор больных детей. Скорбь ноября - Том Пиччирилли

На рассвете Шэд поднялся с кресла на крыльце. Снаружи он почему-то чувствовал себя ближе к Меган. Здесь можно было смотреть в ночное небо и на дорогу, которая вела к могиле сестры.

Вспомнив, что Дейв Фокс говорил о полосатых гремучниках, Шэд отыскал в шкафу свои сапоги. Он услышал, как проснулся отец, но из спальни тот не вышел.

Когда Шэд отъезжал от дома, Нытик вприпрыжку побежал за машиной. Возможно, стоило взять в горы собаку, пусть даже щенка, но Шэд боялся, что с приближением беды тот может пострадать, и не хотел быть в этом виноват. Того, кто рядом, нужно оберегать, даже если это всего лишь пес.

Шэд подъехал к спускавшейся с холма, освещенного лучами рассветного солнца, тени от надгробия матери.

Охваченный неудержимым порывом, он замедлил ход и припарковался прямо на пути тени. Повернулся и посмотрел на пустынное поле, где были могилы мамы и Мег.

В который раз стараясь вернуть хладнокровие, Шэд закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Он должен был следовать за водоворотом, снова найти нарастающий поток. Шэд искал в темноте признаки присутствия сестры, изо всех сил прислушивался, пытаясь различить хоть какой-нибудь шепот в голове.

Кровь застучала в ушах, сердце, принимая новый ритм, замедлилось, будто билось на холостом ходу.

Конечно, так ты растворяешься и рассеиваешься.

Только когда перед глазами вспыхнули синие пятна, он понял, что задержал дыхание. Пот струился по шее и скапливался на воротнике, пока Шэд старался глубже погрузиться в себя. Спокойствие возвращалось, коварное, льстивое и невидимое. Поток с ревом увлекал его вниз по течению.

Шэд не позволял себе дышать, пока не услышал то самое слово.

«Иона».

Он судорожно вдохнул и откинулся на сиденье. Высунул голову наружу, позволяя шуму ветра наполнить уши. Капли пота упали на землю.

Иногда приходится почти умереть, чтобы сделать следующий шаг по пути, который тебе предстоит пройти.

«Ничего не изменилось, кроме того, что Мег умерла», – напомнил себе Шэд, чувствуя сладкое воодушевление, которое придавала ему ярость.

Он завел «Мустанг» и направился к Евангельской тропе, зная, что его враг – будь то горы, призраки или кто-то, спрятавшийся там и тоже жаждущий крови, – ждет и ухмыляется, подталкивает его вперед, чтобы наконец встретиться и смешать их неудачи в новое адское варево.

Часть II. Иона

Глава одиннадцатая

Он поехал в горы по дурной дороге, мимо клочка земли, где во тьме лежало тело его сестры.

Направляясь на север к хребту Ионы и старой железнодорожной эстакаде, Шэд пытался представить их такими, какими они были когда-то. Сто лет назад, в другой жизни, он, возможно, привел бы сюда Элфи Данфорт на прогулку с корзинкой для пикника, а за ними на почтительном расстоянии следовали бы ее родители.

Но в воображение вторгались другие картины. Повозки привозили сюда целые семьи умирающих от холеры или желтой лихорадки. Едва живых стариков и детей швыряло о борта телег. Блюстители порядка, врачи и отцы города волокли друзей и соседей вверх по тропе. Если бы только они доверяли себе и хотя бы попытались ввести карантин, вместо того чтобы хладнокровно выполнять свои обязанности. Вместо того, чтобы ездить к ущелью и сбрасывать сородичей со скал.

Каково это: знать, что отправляешься к месту, где тебя не станет? Даже сейчас Шэд надеялся, что если он упустит шанс и погибнет в терновом лесу, то у Дейва хватит здравого смысла не посчитать это «смертью от несчастного случая».

Несмотря на защиту мощного «Мустанга», его грудь сдавило, а дыхание стало прерывистым. Путешествие уже успело достать, а Шэд даже не добрался до окраины города. Как ему, черт возьми, справиться в одиночку?

Шэд решил припарковаться и подняться по тропе пешком. Он подумал, что, возможно, заметит что-то полезное. Или что-то заметит его. А если не получится вернуться назад, Таб Гаттлинг обнаружит машину, отремонтирует окно и поможет па найти нового покупателя. По крайней мере, призрак Шэда не застрянет навечно на заднем сиденье «Мустанга». Нужно принимать любой подарок фортуны.

Если бы он до конца продумал это паломничество и если бы хоть за малую часть плана отвечал рассудок, Шэд собрал бы рюкзак. Взял бы с собой воду, провизию, фонарик, компас. Шэд оглянулся на «Мустанг», гадая: стоит ли вообще прибегать к логике? Он сделал шаг к машине и остановился, холодный ветер гладил его словно детские ладошки.

И тут Шэд понял, что должен следовать лишь своей интуиции, зову мамы и манящей руке Меган, которая указывала ему путь. Куда бы он ни отправлялся, туда нужно идти с тем, что есть. Отказаться от лишнего. Чистота намерений должна довести его до конца.

Шэд пробирался вверх по склону к плотной стене дубов и густому подлеску, к ивам, которые клонились от ветра, дувшего над пропастью. С другой стороны он увидел приземистую арку пика Скатта, солнце озаряло ее бронзой и багрянцем.

На повороте тропы он выглянул из-за темного полога деревьев и почувствовал, что его внимание притягивает Фарисей. Было ли это доказательством того, что именно в том направлении следует идти? Или указывало лишь на то, что враг гораздо сильнее и подчиняет Шэда собственным расчетам?

Стоило взять с собой пса. Здесь Шэд чувствовал большее одиночество и дискомфорт, чем в камере, когда Джеффи О’Рурка бросили в одиночку за убийство начальника тюрьмы.

Лес вокруг сомкнулся, и Шэда обступили дремучие ясени, поникшие березы и терновники, которые могли порезать человека не хуже колючей проволоки. Земля была усеяна осколками стекла и расплющенными пивными банками. Можно было разглядеть, где заканчивалась та часть дороги, которая была аллеей влюбленных. Даже возбужденные подростки понимали, что за определенную точку заходить нельзя. Они захламляли все вокруг и полосовали кустарники шинами. На земле словно провели черту, и никто не решался переступить то место, где поля сменял лес.

На западе начинались заросли узловатых белых и болотных сосен. Топкие тропинки разбегались, уводя в темные чащобы. Ели в неверном свете казались почти синими. Шэд прошел больше мили, прежде чем добрался наконец до покрытой плесенью дощатой ограды в начале Евангельской тропы.

Иногда можно почувствовать, как за спиной закрывается одна дверь и твоя жизнь проходит сквозь другую. Сейчас это ощущение было таким же ясным и отчетливым, как в тот день, когда автобус провез Шэда в ворота тюрьмы.

Если его и поджидала смерть, то она пока не показывалась.

Таши Клайн никогда до конца не