Халатная жизнь - Зоя Борисовна Богуславская

class="p1">– Знаете, Зоя Борисовна, – добавила она доверительно, – мне понравилось, что, вернувшись из нашей совместной поездки, он сразу сказал: «Давай поженимся. Сейчас же». Мы пошли в ЗАГС и зарегистрировались. Не было раздумий, недомолвок, как у некоторых моих поклонников.

– А другие разве не предлагали?

– Нет.

– Странно…

И я еще раз поздравила Ренату.

Мы встретились втроем в японском ресторане «Фудзи», что на Петровке. Там я разговорилась с Сашей Антиповым.

Несомненно, это был парень новой формации. Собранный, ценящий время, с точной отмеренностью поступков, современно-четким умением дорожить каждой минутой. Как показалось мне тогда, полная противоположность Ренате. В Саше ощущался сильный характер и полное нежелание, в отличие от Гладкова, засвечиваться с Ренатой на людях. Немногословный, ладно скроенный, он не стремился окружать Ренату своими знакомыми и, казалось, только для себя хранил эту жар-птицу. Улавливая каждое ее движение и отчаянно пытаясь приспособиться к своей непосильной влюбленности, он молча подносил ей зажигалку еще до того, как она успевала выбить сигаретку из пачки, укутывал шалью, когда ему казалось, что она мерзнет. Во всем его поведении была почти заискивающая предупредительность, ощущалась очарованность этой диковинной птицей, залетевшей в его гнездо. Саша Антипов существовал при ней, абсолютно не оглядываясь на окружающих, ни на кого не обращая внимания. Предвещало ли это полную смену образа жизни? Устроит ли Ренату подобный деспотизм любви и несвободы?

Он переселил Ренату в новую комфортную квартиру, у нее появилась, кажется, дача, она дала мне свои новые координаты. Выбираясь из дому на наши редкие встречи, она обычно бывала одна. Саша появлялся редко, если приезжал, то к концу, чтобы отвезти ее домой.

16 апреля Люся Чернавская, невзирая на мои протесты, придумала устроить небольшую вечеринку в честь моего дня рождения. После смерти мамы мы с Андреем редко отмечаем этот день. Для мамы это был самый значительный праздник года, быть может, потому, что я – единственная дочь. Я родилась в Москве в Малом Демидовском переулке, что рядом с улицей Казакова, там прошли мои детство и юность. После смерти отца уже вокруг мамы собиралась не только семья – Леонид, Андрей, родственники, но и друзья детства, сокурсники по ГИТИСу (ныне РАТИ – Российская академия театрального искусства). Наслаждались до умопомрачения вкуснятиной, которую умела сотворить моя мама. Кстати, ее научили так виртуозно готовить в студенчестве, когда она училась в мединституте и вместе с папой, тогда студентом Технологического, была подселена к «буржуям» (богатых уплотняли). У хозяйки громадного особняка была повариха, привыкшая обильно и разнообразно готовить, она-то и научила неопытную девушку стряпать невиданные доселе блюда. Наслушавшись рассказов, наевшись до отвала, мы еще долго не расходились, а на Новый год еще гуляли и в других компаниях, бродили по городу. Отсвет всех прошедших с юности моих дней рождения теплится сегодня только в ныне здравствующих подругах Инне Вишневской, Нее Зоркой, Майе Туровской, которые помнят моих родных и студенческие гулянья у них на Малом Демидовском.

Но Люся Чернавская так мило подала задуманную ею вечеринку просто как повод повидаться, что я согласилась. Она сама приглашала гостей. В ее кабинете появились Рената, Олег Меньшиков, Паша Каплевич, Рустам Хамдамов. Андрей заехал за мной в середине посиделок, не ведая, что этот предвечерний междусобойчик посвящен мне. Под занавес приехал с подарком и Саша Антипов. Как обычно, заводил всех Каплевич – такую энергетически-буйную фантазию, желание со всеми разделить свой кураж, какой у него, я не встречала. Олег Меньшиков куражился больше всех, праздники – это его стиль. Гениальный артист, которому подвластно все, от Нижинского, Чацкого, Калигулы, Демона до Бендера, Костика, игрока Утешительного у Гоголя, он, как никто, умеет создать атмосферу праздника. В тот раз Олег произнес обо мне немыслимую комплиментарную речь. Рустам, обычно молчаливо-сосредоточенный, разговорился и поведал занятную историю про Параджанова и Жанну Моро. И тут Рената шепотом сообщила мне, что собирается в Одессу, на съемки нового фильма: «Кира Муратова уже спланировала регламент, я написала к фильму несколько историй-монологов».

Это было первое упоминание о картине, которая впоследствии развела Ренату и Киру в разные стороны. Из рассказов Ренаты как-то сразу стало понятно, что деньги для будущего фильма нашел Саша Антипов или сам вложил как продюсер. Ситуация складывалась как нельзя лучше.

После возвращения из Одессы Рената позвонила:

– Может быть, мы могли бы встретиться? Мы разошлись с Кирой.

Я была сражена.

– Я все объясню, это так жалко…

Мы сразу же встретились в кафе, Рената была чрезвычайно взволнована.

– Когда Саша прочитал режиссерский сценарий, – заговорила она, отодвинув заказанные напитки, – он категорически не принял сцены, написанные не мной. В моих историях этих сцен не было, и он предложил их убрать. Кира наотрез отказалась. Я знала характер Киры и поняла: как она решила, так и будет.

– Плохие сцены? Почему ему не понравилось?

– Не в этом дело.

Рената говорила бессвязно, что же произошло на самом деле, я не сразу поняла.

Помолчали, выпили кофе. Она немного успокоилась.

– Ну… Трудно объяснить. Это новые сцены, где я должна была раздеваться. Зоя Борисовна, ну как это я вдруг буду раздеваться? Правда, странно? У меня в сценарии этого нет. Почему Кира так придумала?

Она не была рассержена, в ее голосе скорее звучала обреченность. Конфликт с Кирой для нее мог иметь серьезные последствия, а уладить его было не в ее власти. Вопрос стоял почти так: Саша или Кира? В этом ультиматуме далеко не все было ясно. И мне снова, как уже не раз, стало казаться, что размолвка из-за эпизода в сценарии лишь повод, причина лежит глубже. Думаю, вот в чем дело… Рената вышла замуж, ее муж, ставший продюсером картины, то есть человеком, который не только финансировал, но и обеспечивал ее карьеру и жизненное пространство, начал диктовать условия. Вот не хотелось молодому мужу, чтобы его нежно любимая половина снималась голой, он полагал, что раз об этом заранее не было договоренности, то эпизод не должен быть включен. Ну а Кира чувствовала себя Пигмалионом, вылепившим эту героиню, ставшую лицом ее последних лент, и вдруг некто не слишком сведущий в ее эстетике имеет дерзость решать, что ей снимать, а что нет. В этом семейном сюжете она оказалась отброшенной, вклинилась любовная история. Ситуация, не имеющая никакого отношения к концепции ее картины, разрушает задуманное. При этом, конечно же, и эмоции брали верх над рассудком, Кира теряла самую сильную привязанность тех лет, редкостно совпавшую с ее творческими устремлениями.

– Что ж теперь будет? – спрашиваю Ренату.

– Не знаю.

Она поеживается, прядь льняных волос падает на один глаз, чуть подведенные веки подрагивают.

– Чтобы фильм Киры поддержали, я пробую договориться с кем-то другим, – вздыхает она. – Мне