Испания от античности к Средневековью - Юлий Циркин

Однако говорить о полной неизменности городов невозможно. В них все же происходят определенные изменения, многие из которых начались еще в позднеримские времена. Во многом это связано с распространением христианства[139]. Многие старые языческие храмы превращаются в церкви. Строятся и новые церкви. Но еще важнее оказывается то, что не только церквами, но и обычными жилыми зданиями застраиваются места старых форумов, театров, цирков, амфитеатров{833}.[140] Изменяются и сами жилища. Место больших домов, ранее характерных не только для самого Рима, но и для провинциальных городов, в том числе испанских, занимают сравнительно небольшие, по-видимому, индивидуальные{834}. Это свидетельствует об изменении самого стиля жизни горожан. Другим важным изменением является сокращение размеров многих городов. Оставленные территории часто замещаются кладбищами. Так, например, в Роде городская жизнь концентрируется вокруг порта, в то время как прежние жилые кварталы превращаются в некрополи. В Эмпорионе оставляются и бывший греческий Неаполь, и римский город, а поселение сосредоточивается на островке, бывшем Палеополе. В Бетике Гиспалис сохранил свое значение важного экономического, политического и культурного центра, но и в нем некрополи занимают уже часть города у самых стен{835}. В некоторых городах некрополи располагаются и внутри городских стен{836}. Это говорит о сокращении собственно городской территории, даже если огороженное стенами пространство осталось прежним. Внутри городов, часто рядом с жилыми домами, возникают свалки{837}, что еще более сокращает жилое пространство и ухудшает санитарное состояние города. С другой стороны, за пределами стен теперь вырастают пригороды, группирующиеся, как правило, вокруг местных церквей или монастырей{838}.

Еще одно очень важное изменение: город становится местом концентрации знати. Если во времена кризиса III в. и в позднеримскую эпоху магнаты выводили свои богатства из города и собирали их в виллах, являвшихся центрами их обширным владений, где жили они и сами, то в период варварских завоеваний они, как уже говорилось, предпочитали укрываться за городскими стенами. И после завершения завоеваний многие из них оставались там, предпочитая, как тоже говорилось, получать лишь доход из своих имений. Примером такого магната, живущего в городе, мог быть тот сенатор, который завещал свое имущество Павлу, что и превратило последнего в богатейшего человека Эмериты. Возможно, что не только знать, но и многие крестьяне в течение бурного V в. спасались в городах и не все покинули их после установления относительного мира. Об этом свидетельствует появление в некоторых городах жилищ сельского типа{839}. Это привело к увеличению городского населения. Учитывая, что размеры городов сократились, можно полагать, что плотность населения увеличилась. В некоторых городах она была довольно значительной. Так было, например, в Толедо. При площади в пять гектаров он имел население в 37 тысяч человек{840}, т. е. почти семь с половиной тысяч человек на гектар площади. Такая насыщенность, разумеется, объясняется столичным статусом Толедо[141]. Не известно количество жителей других городов Испании. Учитывая, однако, что размеры некоторых городов были много больше[142], можно думать, что плотность населения там была меньшей. Но она все же была, видимо, большей, чем в предшествующую эпоху[143]. Наряду с относительно крупными городами существовали и мелкие. Такими были, например, небольшие города, как Болет или Лабитолоза, упомянутые в завещании Винцента, но юридически они были такими же civitates, как более крупная Оска и тем более Цезаравгуста{841}.

Город ставится под контроль графа общины (comes civitatis), назначаемого королем. Наряду с ним все большее значение приобретает епископ, который, как правило, происходил из знати. В Эмерите в 483 г. епископ Зенон вместе с вестготским герцогом Саллой занимался восстановлением городских стен и моста{842}. Приблизительно в те же годы в Тарраконе строится обширный епископский комплекс, и, как отмечают археологи, сосуществование этого комплекса и претория является знаком ясного дуализма власти в городе того времени{843}. В конце VI в. Реккаред издал закон, по которому епископ наряду с народом участвовал в избрании нумерария, ведавшего сбором налогов, и дефензора, защищавшего горожан в суде (Leg. Vis. XII, 1,2). Таким образом, епископ в значительной степени (хотя и не полностью) начинает контролировать и финансовую, и судебную жизнь города{844}. Постепенно власть епископа в городе еще более увеличивается. Его благотворительная деятельность в значительной степени становится залогом социальной стабильности, и возвышающийся в городе епископский дворец превращается в символ как земной, так и небесной власти{845}.

Однако в том же законе Реккареда наряду с епископом упоминается и народ (populus). Уже это одно означает, что в городе сохранился гражданский коллектив. Город по-прежнему являлся «общиной» (civitas). «Народ города» и выступал главным плательщиком налогов, как это видно из документа времени Реккареда «О Барцинонском фиске»[144]. А раз сохранился гражданский коллектив, то сохранились и органы его самоуправления, по крайней мере официально. Внешне городской строй оставался таким же, каким был и в период Поздней империи{846}. В одной из «вестготских формул» (XXV) в качестве городских властей отмечаются принципалы, кураторы, магистраты, а также курия. Куриалы сохраняются как высший слой горожан. В законе Хиндасвинта (V, 4, 19) называются две группы жителей города — куриалы и privati. И те, и другие могли иметь в своем владении не только дома и рабов, но и земли и виноградники. Они отличаются друг от друга, по-видимому, не столько имуществом, сколько положением в городе и исполнением куриалами общественных функций. Разумеется, абсолютно самостоятельным город не был. Уже одно то, что, кроме городских структур и епископа, существовал уже в VI в. граф общины, резко ограничивало городское самоуправление.

В городах сохранялись основные нормы римского права. В формулах завещания имеются ссылки на преторское и городское право (ius praeto-rium et urbanum). To, что выходит за пределы норм, установленных этим правом, определяется специальными добавлениями (codicilli), также имеющими юридическую силу (Form. XXI-XXII). При вступлении в брак и решении связанных с этим имущественных вопросов стороны руководствуются законами Юлия и Поппея-Папия (Form. XIV—XV), восходящими ко времени Августа. Упоминание городского права говорит о том, что в городах (по крайней мере, в Кордубе, но нет оснований сомневаться, что и в других городах также) сохранились римские городские хартии. Все эти нормы, как и в римское время, распространялись и на округу, являющуюся частью территории данного города, что подтверждается ссылками на то же право и на те же codicilli в завещании Винцента{847}. Сохранилось и понятие римского гражданства. В «вестготских формулах», относившихся к освобождению раба, как уже упоминалось, говорится, что тот отныне становится не только свободными (idoneus), но и римским гражданином (civis Romanus). И по завещанию Винцента некоторые рабы (но не все), став свободными, становятся и римскими гражданами{848}.

Не совсем понятно, какие привилегии бывшему рабу может дать римское гражданство, тем более что оно, судя по формулам, не освобождает отпущенника от патроциния патрона. Возможно, речь идет лишь о традиционном выражении, хотя то, что в завещании Винцента одни бывшие рабы получают гражданство, а другие нет, может говорить о существовании все же какого-то неясного нам различия, тем не менее ощущаемого современниками{849}. Но в любом случае существование в VI и первой половине VII в. самой идеи римского гражданства несомненно[145].

Экономическое значение города ощутимо уменьшилось. Город в большой степени перестал, хотя и не полностью, быть центром ремесла. В упомянутом законе Хиндасвинта (V, 4, 19) среди имущества куриалов и частных граждан упоминаются земли и виноградники. Состояние горожан основывается явно на доходе, получаемом с земли. Именно земледелие становится основой благосостояния горожан, и жизнь города во многом зависит от его сельской округи{850}. Об этом же свидетельствует тот факт, что налоги, собираемые с горожан, определялись в натуре. Но горожане могли рассчитываться и деньгами по курсу, определяемому каким-то соглашением. Так, в Барциноне в 592 г. вместо одного модия надо было платить девять силикв{851}. Следовательно, монета не была полностью исключена из городского обихода. Многие города, особенно расположенные на побережье и берегах больших рек, еще сохранялись как торговые центры. Испания в это время поддерживала торговые контакты с Северной Африкой и в меньшей степени с Востоком, и товары оттуда приходили через порты средиземноморского побережья. Вдоль побережья шел путь, соединявший Испанию с Южной Галлией и Италией. Северо-западная часть Пиренейского полуострова продолжала контактировать с Франкским королевством{852}. Недаром, как говорилось выше, в Роде жизнь города сконцентрировалась вокруг порта. Значительную, может быть, даже решающую, роль в жизни города торговцы играли в Малаке{853}. В Картагене территория бывшего амфитеатра застраивается не жилыми домами, а складом, связанным с портом. На некотором расстоянии от Портукале возникает его торговый пригород — Castrum novum{854}. Это, как и в римские времена, привлекало в такие города разнообразное население, преимущественно торговцев, либо на время прибывавших в тот или иной город, либо полностью там осевших. В Нарбонне в конце VI в. жили римляне, готы, сирийцы и иудеи{855}. Каково было соотношение этих этнических групп, сказать трудно, хотя ясно, что римляне составляли большинство. Значительные иудейские общины существовали в ряде испанских городов, особенно в богатой и давно романизованной Бетике{856}. Как в свое время говорилось, иудеи жили в Испании довольно давно. Поскольку им было запрещено занимать какие-либо общественные должности и владеть землей, то они в основном сосредоточивались на торговле и финансовых операциях, в том числе и сбором налогов, ибо эта служба не считалась общественной. Но из числа иностранцев жили в городах королевства не только торговцы или финансисты. Были среди них и люди «свободных профессий», по тем или иным причинам прибывшие в Испанию. Таким, например, был греческий врач Павел, осевший в Эмерите и в скором времени прославившийся там своим искусством, благодаря которому он, ранее не имевший никакого имущества, превратился в одного из самых богатых людей Лузитании и позже стал епископом Эмериты, и он не был единственным иностранцем и конкретно греком в этом городе{857}. В начале своей карьеры Павел был peregrinus (Vit. Patr. Emer. IV, 2,74-76), т. е. иностранцем, не являвшимся членом гражданского коллектива Эмериты[146]. Все эти сирийцы, греки, а тем более иудеи в состав «народа» того или иного города явно не входили.