Испания от античности к Средневековью - Юлий Циркин

При освобождении бывшему рабу дается пекулий, который привязывает его к светскому или церковному имению (II, VI). И за него отпущенник платит патрону половину своего дохода (Leg. Vis. V 7, 13). Размеры выделяемого отпущеннику участка неизвестны и, по-видимому, определялись частным соглашением сторон. Эмеританский епископ Массона выделил своим отпущенникам «маленькие участочки» (exiguae possesianculae) (Vit. Patr. Emer. V, 13, 4). Но могли быть и относительно богатые отпущенники, как некий Елисей, которым специально занимался II Гиспалийский собор{815}. Но в любом случае они подчинялись патрону. Obsequium, который в римское время был лишь обязанностью отпущенника почитать патрона, прежде всего в сфере уголовного или процессуального права{816}, теперь превращается в полное подчинение отпущенника патрону и обязанность выполнять все повинности{817}. Уклонение от выполнения обязанностей рассматривалось как неблагодарность (ingrati actio) и наказывалось возвращением в рабство.

Отпущенники представляли собой отдельный слой общества{818}. Так, закон Хиндасвинта о возмещении нанесенного ущерба (Leg. Vis. VI, 4, 3) упоминает три группы людей с разным возмещением за такой ущерб: свободные (idonei), рабы (servi) и отпущенники (liberti), и наказание свободного за ущерб отпущеннику составляет треть того, что претерпел бы отпущенник за нанесение ущерба свободному. В то же время в «вестготских формулах» (I—VI) специально утверждается, что в силу данного документа бывший раб свободным и римским гражданином (ingenuum civemque Romanum). Поэтому можно думать, что закон Хиндасвинта отражает уже новую стадию положения отпущенника, когда подлинно свободным человеком он уже не считается.

Середина VII в. представляется если не переломным моментом, то важным этапом в развитии института отпущенничества и рабства.

Упомянутый закон Хиндасвинта выделяет отпущенников в отдельную юридическую группу, чего, кажется, раньше не было. Но этим изменения не ограничились. Эрвигий, пересматривая закон Хиндасвинта о пытках, которым может быть подвергнут раб или отпущенник, вместо общего понятия libertus выделяет libertus idoneus (достойный отпущенник) и libertus inferior (низкий отпущенник), и за смерть под пыткой невиновного «низкого отпущенника» судья и обвинитель уплачивали лишь половину штрафа, полагающегося за смерть «достойного» (Leg. Vis. VI, 1, 5). И в закон Рецесвинта о наказаниях рабов за похищение отпущенницы вводятся такие понятия, как «достойная отпущенница» (idonea liberta) и «простая» (vilissima); соответственно и рабы делятся на те же две группы (Leg. Vis. III, 3, 9). Какова основа этого деления, сказать трудно. Предполагается, что такой основой могло быть различие в имущественном положении отпущенников{819}, а соответственно и рабов. Другой закон Рецесвинта упоминает рабов, которые не были угнетены бедностью (depressi paupertatem non fuerint) (Leg. Vis. 11,4, 10). Следовательно, в середине VII в. существовали рабы, которые имели достаточно имущества, чтобы не считаться бедняками. Так что имущественная дифференциация в среде рабов и отпущенников в это время несомненна. А то, что небедные рабы могли даже свидетельствовать, говорит и о правовом различии двух групп рабов{820}. Не исключено также, что эти группы соответствуют двум категориям свободных, которые существовали в позднем римском праве и сохранились в вестготском. Наличие же юридической дифференциации среди рабов и отпущенников{821} говорит об изменениях в их положении. Учитывая, что юридическое оформление реальной ситуации может запаздывать, появление этой дифференциации надо отнести к середине VII в.

Хотя в вестготскую эпоху в положении рабов, отпущенников и в меньшей мере прекаристов произошли определенные изменения, особенно с середины VII в., сами эти институты были унаследованы из римского времени. И их юридическое положение оформляется в терминах римского права.

Несомненным наследством римского времени является католическая церковь. Хотя первые варварские короли, как свевские, так и вестготские, были арианами, они не преследовали католиков как таковых, католическая церковь пользовалась практически полной свободой, могли даже собираться церковные соборы, правда, только провинциальные{822}. Конечно, во время завоеваний многие церкви претерпели разрушения, но установление относительной стабильности привело и к восстановлению церквей. Те антикатолические преследования, которыми отмечено правления Агилы и Леувигильда, были вызваны чисто политическими причинами. А после обращения вестготов в католицизм церковь вообще превратилась в очень важный структурный элемент испанского общества.

После превращения христианства в государственную религию Римской империи церковь очень скоро превращается в крупного собственника. В 470 г. императоры Лев и Антемий издали специальный закон, по которому церковь могла лишь передать во временное пользование какую-то часть своего имущества, которое затем снова ей возвращалось, и никакой другой вид отчуждения церковного имущества не допускался{823}. Это положение продолжало действовать и в Вестготском королевстве. VIII «вестготская формула» подчеркивает, что имущество, переданное любой церкви, нельзя ни продавать, ни дарить, ни каким-либо другим способом отчуждать. Значение церкви как крупного собственника в это время еще более увеличивается. По разным причинам, политическим, экономическим, набожно-религиозным, многие собственники, не исключая и самих королей, передавали часть своего имущества, а то и все имущество церкви. Четыре «вестготские формулы» (VI 1-Х) предусматривают различные варианты передачи имущества церкви. В социальном плане значительных различий между светским и церковным крупным землевладением не было, и поэтому те отношения, которые существовали в светском секторе крупной собственности, были характерны и для церковного. Когда Леувигильд, явно стремясь нанести удар по своим политическим противникам и внести раскол в католическую церковь, передал собственность одного из своих оппонентов бежавшему из Африки католическому аббату Нанкту, то вместе с нею под власть нового господина и патрона перешли и крестьяне (Vit. patr. Emer. III, 8-12). Характерна реакция крестьян на смену своего господина: они какое-то время вообще о нем ничего не знали и были озабочены лишь тем, сможет ли он их защитить{824}. И все же некоторая разница между светским и церковным землевладением существовала. На землях церкви, кроме рабов, колонов, отпущенников, прекаристов, работали еще и рядовые клирики{825}. При этом последние были кровно заинтересованы в увеличении церковного имущества, поскольку получали выгоду от него. В этом отношении интересен один пассаж из «Жития св. Эмилиана» (13): Эмилиан стал тратить часть имущества церкви, пресвитером которой он был, на помощь беднякам, и это вызвало возмущение рядовых клириков, которые пожаловались епископу, а тот так разгневался поступком Эмилиана, что тот был вынужден покинуть церковь и уйти в Кантабрию, став там отшельником{826}. Фактически от имени церкви имуществом распоряжались епископы либо аббаты, которые, однако, не могли этого делать лишь по своему усмотрению. Выше приводилось известие об отмене завещания епископа Рицимера, нанесшего ущерб церковному имуществу. Но епископы сами в большинстве своем выходили из знати и уже поэтому могли иметь и собственное имущество{827}, которым они уже распоряжались самостоятельно, как это сделал эмеританский епископ Массона, о чем тоже уже говорилось. Другой эмеританский епископ, Павел, получив наследство излеченного им местного сенатора, превратился в самого богатого собственника Эмериты, чье имущество было много больше, чем имущество местной церкви (Vit. patr. Emer. II, 1-18){828}.

Другим важным элементом римского общества являются города, которые в римское время являлись носителями античного уклада. Вестготские короли почти не основывали новых городов. Известно лишь два города, созданных Леувигильдом — Рекопольи Викториак, и основанный Свинтиллой Олонгик. Все остальные города Испании достались Вестготскому королевству от римского времени. И сами города сохранились. Даже если некоторые из них полностью или частично разрушались во время вторжений, то затем они возрождались{829}. Частично сохранился римский вид городов, в значительной степени они оставались хранителями прежней культуры и центрами социальной жизни{830}. Очень важным было то, что город рассматривался и в большой мере реально оставался хранителем классической античной традиции{831}, и вестготские короли, которые, по крайней мере начиная с Леувигильда, стремились представить себя наследниками римских императоров, в этом плане покровительствовали городам. Город сохранялся и как центр управления ближайшей округой, которая рассматривалась как territorium или terra данного города{832}.