Пробуждение Оливии - Элизабет О’Роарк

знакомо и мне самой. Он так же боится потерять меня, как я боюсь потерять его. У меня в груди расцветает благодарность, потому что я не уверена, испытывал ли кто-то когда-нибудь ко мне нечто подобное.

Впервые в жизни я чувствую себя в безопасности.

Глава 70

Оливия

Не все мои проблемы решаются за один день или даже за один месяц. Для того чтобы меня исцелить, одного Уилла недостаточно. В добровольно-принудительном порядке я начинаю посещать психолога, найденного Питером и специализирующегося на посттравматическом стрессовом расстройстве. Я от нее не в восторге, но, по крайней мере, она не думает, что пенная ванна поможет мне все исправить.

Долгое время на все предложения Уилла о свадьбе и детях я отвечаю уклончиво. Я все еще не настолько себе доверяю, чтобы могла пообещать лучшее в себе кому-то другому. Но постепенно кошмары утихают, и однажды Эрин отмечает, что я обняла ее по собственной инициативе. Во мне что-то изменилось, расцвело, а я и не заметила.

И когда на свадьбе Питера и Дороти Уилл поворачивается ко мне и говорит, что хотел бы, чтобы там, у алтаря, стояли мы с ним, я отвечаю, что хочу точно того же.

Ровно через год с момента нашего первого поцелуя (того, который произошел, пока я притворялась спящей) я выхожу из душа после дневной тренировки и разваливаюсь на диване рядом с Уиллом.

– Как работа? – спрашиваю я.

– Хорошо. – Он поднимает мои стопы и кладет их к себе на колени. Год назад я бы не позволила подобного вообще никому, но теперь дни, когда я бегала босиком, остались в прошлом. В тех редких случаях, когда мне снится кошмар, я даже не успеваю выбраться из постели, прежде чем Уилл меня не остановит.

– Водил одну семью в тур в «Сад богов». Для их сына это было первое восхождение: не представляешь, как он улыбался, когда поднялся метров на шесть.

– Надеюсь, ты понимаешь, что не поведешь ни на какое восхождение наших будущих детей.

– Конечно, поведу. Сама знаешь, ты не способна мне отказать, – отвечает он со своей фирменной кривоватой усмешкой.

– В постели – да. В воспитании детей – не-а. Но поскольку сегодня наша годовщина, я позволю тебе считать, что ты прав.

Уилл качает головой:

– Наша годовщина будет только в декабре.

– Но впервые мы поцеловались именно сегодня, год назад. Уверена, ты это помнишь: в твоей постели, на ферме…

Его глаза широко распахиваются, а челюсть немного отвисает:

– Так ты не спала? Ты сделала это намеренно?

– Ну конечно, – сквозь смех отвечаю я.

– Господи, – ухмыляется он, – ты была еще бóльшим злом, чем я предполагал.

– Тебе это очень даже понравилось.

– Мне это слишком понравилось. Мысли об этом поцелуе потом мучили меня неделями, – говорит он, осторожно поднимая мою стопу и целуя ее изгиб так, что я пытаюсь подавить стон, но у меня ничего не выходит. – Тебе приятно?

– Да, – отвечаю я, дыша чуть тяжелее обычного.

– Теперь у тебя мягкие ножки, – говорит он, снова целуя свод моей стопы. – Уже почти похожи на женские.

– Эти женские ножки все еще способны тебя обогнать и надрать тебе задницу.

Его губы перемещаются к верхней части стопы, затем к лодыжке…

– Мы оба знаем, что это не так, – говорит он, тихонько посмеиваясь.

– Тебе просто не терпится посоревноваться со мной, правда?

– Я не совсем это имел в виду. – Он награждает меня ленивой многозначительной улыбкой, от которой мое сердце сбивается с привычного ритма. – Я только хочу сказать, что, сколько бы ты ни бегала босиком, это не сделает тебя быстрее меня.

Я скидываю ноги на пол.

– Это звучит как вызов. – Я встаю и начинаю медленно пятиться к двери.

– Я всего лишь хотел секса, – произносит он, но тем не менее тут же вскакивает с блеском в глазах, с едва заметной ноткой чего-то дикого, готового вырваться на свободу.

– Думаю, тебе нужно его заслужить, – отвечаю я и с радостным воплем выбегаю за дверь, миную парковку и несусь в сторону полей, залитых лунным светом.

Я бегу изо всех сил, но в приятной манере, и каждой клеточкой своего тела чувствую целый мир – уже не тот ужасный, что был прежде, а этот новый, с ветром и сухой травой, похрустывающей у меня под ногами, словно крошечные фейерверки. В этом беге сосредоточено все, что я люблю: запах близкой зимы, жжение в мышцах, пока я проношусь через поле, и ощущение ледяного воздуха, пронзающего мои легкие. И еще я люблю того парня, что бежит следом за мной, но становится все ближе. Я люблю его так сильно, что даже замедляю ход, впервые желая, чтобы меня поймали.

Эпилог

После того как Оливия окончила университет, мы уехали в Сиэтл, где она начала участвовать в забегах на длинные дистанции.

А я сначала вернулся в ту же туристическую фирму, где работал раньше, но было уже не то. Стоило мне получить все, о чем я раньше мечтал, как произошло нечто странное: моя страсть к скалолазанию поутихла. Я по-прежнему его люблю, но другие вещи я полюбил гораздо сильнее. В какой-то момент мне стало невыносимо видеть лицо Оливии, когда я отправлялся в очередной поход; и к тому же, как бы я ее ни уверял, что вернусь целым и невредимым, мы оба знали, что от меня это целиком не зависит.

Но в основном я бросил альпинизм потому, что скучал по ней. Когда я был в походе в Перу (о чем уже давно мечтал), эти два месяца стали самыми долгими в моей жизни. Вдобавок из-за этого я пропустил ее первую победу в марафоне. И мое решение завязать с восхождениями пришлось весьма кстати, поскольку именно тогда, к нашему общему изумлению, мы узнали, что Оливия беременна.

Так что я стал заниматься другими вещами – теми, что позволяют мне быть здесь сегодня, на трассе сверхмарафона Вестерн Стейтс, в ожидании Оливии на отметке в семьдесят миль. И у нее есть все шансы выиграть этот стомильный забег.

– Еще долго, папуль?

Оливия бежит уже одиннадцать часов. Наш сын задает этот вопрос по нескольку раз в час с того самого момента, как она стартовала.

– Она будет с минуты на минуту, – отвечаю я.

– То