Пробуждение Оливии - Элизабет О’Роарк

квартиру Шона, я совершенно разбита. Не от ходьбы или долгого дня, а из-за моих душевных страданий. Я достаю из-под коврика ключи, которые он мне оставил, и захожу внутрь, скидываю туфли у кошачьего лотка и включаю свет.

– Привет, Оливия, – произносит голос.

Голос, который, как мне казалось, я уже и не помнила.

Я вся замираю. За исключением рук: они так сильно дрожат, что даже слышно, как звенят в них ключи от квартиры.

Это голос, который я слышала в каждом кошмаре.

Я хочу закричать, но издаю лишь странное жутковатое хрипение, которое вырывается из моего горла отдельными паническими всхлипами.

В моих кошмарах было нечто безликое, некая пустота, представляющая собой чистое зло, что-то бесчеловечное. А теперь это зло стоит передо мной – и я вспоминаю абсолютно все.

Я помню, что он сделал после того как мама велела мне спрятаться в шкафу. Я помню, как хрустнула ее рука, когда он вывернул ее, и помню звук вонзившегося в ее тело ножа, которым он обычно потрошил рыбу. Тогда я побежала к ней, бросилась между ними, и нож вонзился мне в спину… Я помню и это тоже.

Она закричала, чтобы я убегала, и я в панике вскочила с пола и побежала, зная, что он будет преследовать меня. Я бежала так быстро, как только могла, бежала до тех пор, пока мир не начал сужаться и в конце концов даже лунный свет исчез из моего поля зрения.

Я очнулась на кукурузном поле, липкая от крови, совсем одна. Именно тогда я и поняла, что он даже не гнался за мной и что я просто оставила свою мать умирать.

А теперь он наконец пришел за мной, тот монстр, что преследовал меня во снах. Он приближается ко мне и хватает за горло. Его руки держат меня нежно, почти ласково.

– Так, значит, ты ходила в полицию?

– Нет, – шепотом выдавливаю я.

Я не следую правилам – не оправдываться, не показывать страха, – однако просто ничего не могу с собой поделать. Его руки на моей шее сжимаются, совсем чуть-чуть.

– Но ты все-таки кому-то рассказала, правда?

Я хватаю отца за запястья и пытаюсь оторвать их от себя, однако моя сила не идет ни в какое сравнение с его.

– Пусти, – с шипением выдыхаю я. Но его руки еще крепче стискивают мое горло.

Я думаю о том, как он сворачивает шею Дейзи…

И шею Мэттью…

Я вырываюсь еще отчаяннее, и мне удается ослабить его хватку настолько, чтобы втянуть один глоток воздуха, а затем вытолкнуть его обратно – в самом громком крике, на который я способна.

Глава 66

Уилл

Я прихожу в стриптиз-клуб, приготовившись к худшему, но мне сообщают, что ее уволили за то, что она ударила клиента. Я улыбаюсь впервые с тех пор, как узнал о ее исчезновении.

«Узнаю свою девочку», – думаю я, выбегая обратно на улицу. Моего такси уже нет, поэтому я начинаю потихоньку бежать к дому Шона с рюкзаком вещей за спиной, который мне так и не представилось шанса где-то оставить.

Только я заворачиваю за угол у ее дома, как раздается крик – ее крик, – и я начинаю бежать уже со всех ног. Мое сердце едва не выпрыгивает из груди, когда я буквально взлетаю по лестнице и несусь по коридору.

Распахнув дверь, я вижу Оливию, безмолвно обмякшую в руках своего отца, который все еще держит ее за шею. Он начинает поворачиваться как раз в тот момент, когда мой кулак встречается с его лицом, рассекая щеку.

Они оба падают и так и остаются лежать на полу. Безжизненные.

Мою грудь сдавливает неимоверный груз. Накатывающий ужас просто… опустошает меня. В какой-то момент я, видимо, рухнул на колени, даже не осознавая этого, и уже прижимаю ее к себе. Она безвольно, неподвижно лежит у меня на руках.

– Нет, – выдавливаю я. – Нет, нет, нет…

Я так хочу, чтобы она вернулась – не эта оболочка, а сама Оливия, с ее острым языком, нахальством, осторожной улыбкой. Я так хочу все вернуть – все, что у меня было и что я принимал как должное, все плохое и все хорошее. Поэтому я кричу на нее, умоляю, зная, что уже слишком поздно и что в тот момент, когда я перестану кричать, мне придется признать это.

И тут она делает судорожный вдох.

Никогда еще не было звука слаще, чем этот вдох.

Я немного разжимаю объятия, ровно настолько, чтобы увидеть ее лицо. Мгновение она в замешательстве, как будто только что очнулась от глубокого сна, но стоит ей заметить меня, как на ее лице появляется легкая улыбка, радость от того, что я рядом, и это сжимает мне сердце. Меня поражает тот факт, что я способен вызывать у нее такую реакцию. Никогда больше я не буду принимать все это как должное.

И лишь когда взгляд Оливии падает на отца, по-прежнему лежащего без сознания, она, похоже, вспоминает, что произошло, и эта улыбка увядает.

Я притягиваю ее к своей груди, прижимая к себе изо всех сил.

– Черт побери, Оливия. Я думал… Черт. – Я даже не могу произнести это вслух. Просто знаю, что больше никогда в своей жизни я не хочу испытать такой ужас.

Спустя несколько секунд я неохотно отпускаю ее, чтобы позвонить 911, а также связать ее отца – хотя он вряд ли придет в себя в ближайшее время. А потом опять обнимаю ее, провожу рукой по ее волосам, пытаясь убедить себя, что с ней действительно все в порядке.

– Ты могла умереть, – произношу я, задыхаясь от этих слов, ведь такая возможность подобралась к нам невероятно близко. – Прости меня… Мне так ужасно жаль.

– Но ты не сделал ничего плохого.

– Я наделал кучу ошибок. И, клянусь богом, я все это исправлю.

Полиция прибывает с оружием наперевес, хоть я и предупредил диспетчера, что нападавший уже без сознания. Тем не менее сперва они направляют дула пистолетов на меня, и лишь после криков Оливии до них доходит, что я не преступник. Ее отец так и не пришел в себя к этому моменту. Пока его забирают, я испытываю облегчение уже от того, что наконец-то вижу его в наручниках.

Оливию увозят на «Скорой», несмотря на ее возражения. Все это время я не отпускаю ее руку