Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве - Джефф Сахадео
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насилие в Грузии также мобилизовало ленинградскую и московскую общины, как русских, так и грузин. Этери Гугушвили напомнила о влиянии жестокого подавления демонстраций в Тбилиси 9 апреля 1989 г. В 1988 и начале 1989 г. грузины возмущались поддержкой, которую, по их мнению, Москва оказывала Абхазии, автономному региону, лидеры которого стремились выйти из состава Грузинской ССР, примкнув к РСФСР либо получив статус союзной республики. Многие призывали к независимости Грузии. Под крики «Долой русский империализм» советские внутренние войска МВД СССР атаковали многотысячную толпу и применили против нее отравляющие вещества. Двадцать демонстрантов погибли, сотни получили ранения. Атака потрясла весь СССР. Гугушвили вспоминала:
Я тогда приехала в Москву за дипломом, и на Красной площади было много людей, выражавших соболезнования грузинам. Они выставляли фотографии беспорядков, приходили местные жители, приносили цветы, письма и так далее. Они хорошо знали, что происходит в Грузии, и очень дружелюбно относились к грузинскому народу и, конечно, к гражданам Грузии. <…> Наша [русская] домохозяйка была очень близка с нами. Она приходила домой, и мы вместе обедали; она была очень открытым человеком и говорила: «Каждая страна – моя страна»[1034].
На фоне этого насилия грузинские интеллектуалы мобилизовались, чтобы воспользоваться новыми возможностями для объединения. Московское грузинское землячество открылось в 1989 г. Это было одним из элементов по объединению национального сообщества столицы, наряду с уроками языка и культурными мероприятиями. В государственных домах культуры или пионерских учреждениях проводились мероприятия, организованные различными этническими объединениями, сформировавшимися в брежневскую эпоху[1035]. Некоторые стремились объединить все национальности; другие имели региональную или профессиональную основу. Должностные лица и преподаватели Московского государственного университета взяли на себя руководство многочисленными растущими организациями. Они надеялись делать публикации или помогать в культурном развитии, а не поддерживать какую-либо конкретную политическую повестку, в то время как новые движения, часто выступающие против режима, росли по всему Союзу[1036]. Ранние ассоциации по-прежнему трудно отследить, поскольку после распада СССР они были включены в состав более крупных организаций.
К концу 1989 г. присутствие этих организаций, наряду с увеличением числа неславянского населения на улицах, заставило комментаторов говорить о Москве как о «многонациональном городе». Журнал «Архитектура и строительство» стремился нанести на карту этнические сообщества города[1037]. В статье отмечена активность культурных центров и зарождающиеся инициативы, в том числе усилия по созданию музеев национальной истории в Москве. Даже несмотря на то, что «такая ситуация требует внимательного отношения <…> [и] необходимости регулирования национальных отношений», разнообразие придавало городу космополитический вид[1038]. В конце 1980-х гг. в Москве резко увеличилось число национальных магазинов и телевизионных передач. Однако авторы считали, что по-настоящему полиэтнические пространства остаются редкостью. Пространства, которые были важны, по мнению наших респондентов, такие как Красная площадь и ВДНХ, более не принимались во внимание. В журнале призывали к созданию парка «дружбы народов» и сетовали на рассредоточение этнических общин, за исключением армянского анклава на улице Чернышевского и грузин, живших на улице Грузинской, где все еще стояла обветшавшая Грузинская православная церковь. Татары собирались в Московской мечети и вместе с другими мусульманами в Измайловском парке на летние религиозные обряды. Мы надеемся, писали авторы статьи, что со временем у титульной национальности каждой союзной республики будет отдельный культурный центр и магазин, чтобы продемонстрировать интернациональный характер столицы. В 1989 г. СССР еще казался прочным государством, которое сумело пережить и более сложные времена, чем перестройка.
Саид Набиев приехал в Москву в 1989 г. и возлагал большие надежды на обновленный Советский Союз. Он присоединился к волне новых политиков благодаря горбачевскому плану по обновлению государства путем проведения альтернативных выборов в тот орган, который должен был стать новым высшим законодательным собранием СССР[1039]. Эти выборы в Съезд народных депутатов, в который Набиев вошел как представитель Академии наук Таджикистана, должны были положить конец «демократическому централизму» и сопротивлению консервативной коммунистической партии экономическим и политическим реформам. Первые воспоминания Набиева о Москве были связаны с фильмами – сказалась его членство в Союзе кинематографистов СССР. Он с большим удовольствием смотрел разнообразные западные и советские фильмы. Их показывали в кинотеатрах по всему городу, освещались в них деликатные, когда-то табуированные социальные проблемы. Он вспомнил, как в 1970-х гг. его допрашивали в КГБ за то, что он затрагивал острые вопросы в своих публикациях, некоторые из них были запрещены. Он также вспоминал о свободе, которую испытал на съезде: «Я так чувствовал равноправие, что однажды, когда был не согласен с председателем [Съезда народных депутатов], я выбил ногой дверь его кабинета. Пусть попробует запретить мне что-то делать! Он бы никогда не запретил мне прямо, только сказал бы, чтобы я чего-то не делал, например не ездил в Израиль, а я поехал бы только, чтобы вывести его из себя»[1040]. Съезд подтвердил его веру в равенство советских граждан, которое восторжествовало над репрессивным государством – но все же слегка репрессивным.
Усиливающиеся трудности и насилие на южных окраинах СССР сказывались на Ленинграде и Москве до конца 1980-х гг. Больше чем когда-либо, две столицы предоставляли возможности: общественная и политическая жизнь процветала, высшее образование служило убежищем, а торговцы устанавливали все более высокие цены на товары, несмотря на то, что им приходилось сталкиваться с усилением конкуренции. Для ленинградцев и москвичей инфляция и появление якобы эксплуатирующих их южан уравновешивались расширением свободы слова, средств массовой информации и ассоциаций, а также доступностью товаров со всего СССР и со всего мира. Дискриминация казалась опасной на словах и на бумаге, но оставалась надежда, что это может быть переходным этапом до того, как будут проведены рыночные реформы. Советские межсетевые соединения помогали гражданам в их передвижении, однако, по ним также можно было спрогнозировать, что неприятности на периферии вскоре достигнут столиц.
Центр не держит: 1990–1991 гг
Дина Атаниязова тогда считала, что тбилисские события – это следствие «изнашивания русской имперской идеи, имевшее тяжелые последствия как на периферии, так и в центре»[1041]. Профессионалы, студенты и торговцы Кавказа и Средней Азии считали 1990 г. важным поворотным моментом, когда надежды перестройки испарились на фоне экономического кризиса и
