Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас

Относительно же великого вопроса, как добыть неоценимый «Пентагон», долженствующий уничтожить первородный грех, как для этой цели избрать уединенную гору, назвать ее Синаем и на ней построить храм, который наименовать Сионом, возвести двенадцать стен, в каждой стене по одному окну и по три этажа, из которых один назвать Араратом, затем подвергнуть себя и двенадцать мастеров, стоящих у каждого окна, всевозможным формальностям, постам и бичеваниям, – относительно этого великого вопроса мы решаемся умолчать. Также умолчим относительно еще более грандиозного процесса физического возрождения или восстановления молодости. Этого сокровища можно достичь только в таком случае, когда в продолжение двух недель будешь принимать очистительное, паровые ванны, подвергать себя голоду, кровопусканию до такой степени, что и самое восстановление молодости не стоит этого. Пропустив все внутренние церемонии и высокопарные проповеди о единстве, добродетели, мудрости, бессмертии и бог знает о чем, мы попросим читателя заглянуть с нами на таинственную внешнюю церемонию этого египетского масонства, как описывает нам ее инквизиционный биограф.

«Во всей этой церемонии, – говорит он, – встречается столько же богохульства, профанации, суеверия и идолопоклонства, как и в обыкновенном масонстве: призывание священных имен, коленопреклонения, поклонение достопочтенным братьям или главе ложи, клятвы неофитов, одежды, которые они должны возложить на себя, эмблемы Святой Троицы, луны, солнца, круга, квадрата и тысячи других богохульств и нелепостей, хорошо известных в настоящее время миру.

Мы упомянули выше о великом кофте. Под этим титулом подразумевают основателя или восстановителя египетского масонства. Калиостро подтвердил, не колеблясь, что под этим именем нужно разуметь его самого. По этой системе великий кофта сравнивается с высшим существом. Ему воздаются торжественные почести; он имеет власть над духами; его призывают при всех обстоятельствах; все происходит в силу его власти, которую он непосредственно получает от неба…

Из египетской общины не исключается ни одна религиозная община: еврею, кальвинисту, лютеранину также свободен туда доступ, как и католику, только бы они веровали в бытие Бога и бессмертие души. Члены, возведенные в звание мастеров, носят имена древних пророков, женщины называются именами сивилл.

«Гроссмейстерина дует в лицо неофитки, начиная со лба и до подбородка, и говорит: я даю тебе это дыхание, чтоб в тебе возросла и жила истина, которою мы обладаем, и т. д.

Они выбирают мальчика или девочку, находящихся в состоянии невинности, называют их голубем и голубкою, а гроссмейстер передает им власть, которой владеет еще до грехопадения человека…»

Может быть, читатель желает взглянуть на деятельность голубя или голубки? Действовать они могут двояким образом: за занавесами или ширмами, разрисованными иероглифами, за которыми помещается стол с тремя свечами, или, как при настоящем случае, перед сосудом с водой. Если чудо не удается, то причина заключается в том, что голубь или голубка не находятся в состоянии невинности, вследствие чего относительно этого предмета следует иметь большую предосторожность. Сцена происходит в Митаве – здесь действует голубь, а не голубка, что, впрочем, нисколько не изменяет дела.

«Калиостро, – рассказывает инквизиционный биограф, – ввел в ложу маленького мальчика, сына тамошнего дворянина. Он поставил его на колени перед столом, на котором находился сосуд с чистой водой, а сзади сосуда горело несколько свеч. Затем, сделав заклинание, он положил руку на голову мальчика и просил у Бога милости для счастливого завершения этого дела, приказав мальчику пристально смотреть в сосуд. Через некоторое время мальчик вскрикнул и объявил, что видит что-то белое, затем начал прыгать, как беснующийся, и закричал: «Я вижу такого же ребенка, как я, – он похож на ангела». Присутствующие и сам Калиостро не могли произнести ни одного слова от душевного волнения. Сделав затем новое заклинание над ребенком, гроссмейстер положил ему свою руку на голову и молился вместе с ним. Мальчик снова заглянул в сосуд и сказал, что видит свою сестру, – она сходит в эту минуту с лестницы и обнимает одного из своих братьев. Это показалось всем невозможным, потому что означенный брат был в это время в нескольких сотнях миль от города, но Калиостро не потерял духа и предложил послать на дачу, где живет сестра, и узнать об этом».

Но чтоб покончить с египетским масонством, я предлагаю читателю в первый и последний раз заглянуть в книгу Люше «Essai sur les illumines». Так как все это дело есть не что иное, как химера, то оно и написано, так сказать, химерически. А между тем легковерный потомок Адама примет следующий рассказ, пожалуй, и за правду. Итак, слушайте, слушайте!

«Неофит темным коридором вводится в громадную залу, потолок, стены и пол которой обтянуты черным сукном, усеянным изображениями огненных языков и шипящих змей. Три лампы проливают слабый свет, и глаз распознает в мрачном пространстве покрытые черным флером известные останки человеческой природы – груду скелетов, образующую посредине залы род алтаря, с обеих сторон которого навалены книги. В одних содержатся угрозы против клятвопреступников, в других изображена месть, которою невидимый дух преследует их.

Проходит восемь часов. Духи, в длинных саванах, неслышно проносятся по зале и исчезают, оставив по себе смрадный запах.

Неофит, окруженный мертвой тишиной, остается двадцать четыре часа в этой мрачной обстановке. Строгий пост истощил его телесные и душевные силы. Приготовленное с этой целью питье притупляет его чувства и наконец совершенно приводит его в изнеможение. У ног его поставлены три кубка, наполненные напитком зеленоватого цвета. Томясь жаждою, он подносит их к своим устам, но непреодолимый страх запрещает ему пить.

Наконец являются два человека, на которых он смотрит как на вестников смерти. Они надевают на бледный лоб неофита повязку, смоченную кровью, на которой изображены серебряные буквы и лик лоретской Богоматери. Затем ему дают в руки медное распятие в два дюйма длиною, а на шею надевают род амулета, завернутого в фиолетовое сукно. С него снимают платье, которое прислуживающие при этой церемонии братья кладут на костер, воздвигнутый на другом конце залы. Затем ему делают кровью кресты на голом теле. В этом страдальческом и унизительном положении он видит, как к нему большими шагами приближаются пять каких-то фигур, вооруженных мечами, в одеждах, источающих кровь. Лица их закрыты; разостлав на полу ковер, они опускаются на колени, молятся и стоят безмолвно, скрестив руки на груди и опустив глаза долу. Целый час проходит в этом мучительном положении; наконец, после утомительного испытания, раздается жалобный крик, костер вспыхивает, но распространяет только слабый свет, одежда неофита бросается в огонь и сжигается. Колоссальная, почти прозрачная фигура поднимается из середины костра. При виде ее все стоящие на коленях начинают трястись, на них невозможно смотреть без ужаса, – они изображают поразительную картину той ярости и борьбы, от которой смертный, подвергнутый внезапным мукам, должен погибнуть. Затем дрожащий голос раздается под сводами и произносит клятву… Мое перо отказывается писать, – я считаю почти преступлением повторять эти слова».

О, Люше, как ты ослеплен! Ты думаешь, что нет более надежды? Твой мозг превратился в гнилой блок; по-видимому, нет никакого спасения, кроме последнего прибежища всех погибших – водки! Бесчувственный мир может смеяться, но он должен также помнить, что сорок лет тому назад подобные вещи были фактом, достойным сожаления, в головах многих людей.

Относительно же страшной клятвы следует заметить, что вся суть ее заключалась в следующем: «Почет и уважение «Aqua tofana», как верному, быстрому и необходимому средству очистить вселенную смертью или усыплением тех, которые стараются унизить истину или вырвать ее из наших рук». И катастрофа кончается тем, что бедный, полумертвый неофит сперва выкупается в крови, а затем, после некоторых коленопреклонений, – в воде; после того ему предложат обед из растительной пищи, вероятно, из картофеля.