Одиссея капитана Блада - Рафаэль Сабатини

– Он держит слово не хуже, чем другие, – прервал красноречие майора

его светловсть.Он произнес эти слова с ледяным достоинством, которое весьма умелонапускал на себя. У его светлости к тому же было омерзительное настроение.сообщив министру иностранных дел о блесчтящем успехе своей миссии, он былпоставлен сейчас перед необходимостью послать дополнительное сообщение спризнанием, что успех этот оказался эфемерным. И так как губы майораМэллэрда кривились насмешкой над таким доверием к слову пирата, егосветлость еще более резко добавил:

– Мои действия оправданы благополучным возвращением полковника Бишопа.

По сравнению с этим, сэр, ваше мнение не стоит и фартинга note 71. Вы должныотдавать себе отчет в этом!

– О, как вам угодно, ваша светлость! – с иронией процедил майор

Мэллэрд. – Конечно, полковник вернулся живым и невридимым, но вот там вморе такой же живой и невридимый капитан Блад снова начнет свои пиратскиеразбои.

– Сейчас я не намерен обсуждать этот вопрос, майор Мэллэрд.

– Ничего! Это долго не протянется! – зарычал полковник, к которому

наконец вернулся дар речи. – Я истрачу все сове состояние до последнегошиллинга, я не пожалею всех кораблей ячмайской эскадры, но не успокоюсь дотех пор, пока не поймаю этого мерзавца и не повешу ему на шею пеньковыйгалстук! – От бешеной злобы он побагровел так, что у него на лбу вздулисьвены. Слегка отдышавшись, он обратился к майору: – Вы хорошо сделали,выполнив указания лорда Джулиана! – И, похвалив Мэллэрда, он взял Уэйда заруку: – Пойдемте, милорд. Нам нужно все это обсудить.Они направились к дому, где с большим беспокойством их ждала Арабелла.Увидев дядю, она почувствовала огромное облегчение не только за него, нотакже и за капитана Блада.

– Вы очень рисковали, сэр, – серьезно сказала она лорду Джулиану,

после того как они обменялись обычными приветствиями.Но лорд Джулиан ответил ей так же, как и майору Мэллэрду, что никакогориска в этом не было.Она взглянула на него с некоторым удивлением. Его длинноеаристократическое лицо было более задумчивым, чем обычно, и, чувствуя в еевзгляде вопрос, он ответил:

– Мы разрешили Бладу беспрепятственно пройти мимо форта при условии,

что полковнику Бишопу не будет причинено вреда. Блад дал мне в этом слово.По ее печальному лицу скользнула мимолетная улыбка, а на щеках выступилслабый румянец. Она продолжила бы разговор на эту тему, но у губернаторабыло совсем другое настроение. Он пыхтел и негодовал при одном лишьупоминании о том, что вообще можно верить слову Блада, забыв, что Бладсдержал свое слово и что только благодаря этому сам он остался жив.За ужином и еще долго после ужина Бишоп говорил только о своих планахзахвата капитана Блада и о том, каким ужасным пыткам он его подвергнет.Полковник пил вино без удержу, и речь его становилась все грубее и грубее, аугрозы все ужаснее и ужаснее. В конце концов Арабелла не выдержала ипоспешно вышла из-за стола, стараясь лишь не разрыдаться. Бишоп не так ужчасто открывал перед своей племянницей истинную свою сущность, но в этотвечер излишне выпитое вино развязало язык жестокому плантатору.Лорд Джулиан с трудом выносил омерзительное поведение Бишопа.Извинившись, он ушел вслед за Арабеллой. Он искал ее, чтобы передать просьбукапитана Блада, и, как ему казалось, нынешний вечер представлял для этогоблагоприятную возможность. Но Арабелла уже ушла к себе на покой, и лордДжулиан вынужден был, несмотря на свое нетерпение, отложить объяснение доутра.

На следующий день, еще до того как жара стала невыносимой, он из своего

окна заметил Арабеллу в саду, среди цветущих азалий. Они служили прекраснымобрамлением для той, которая своей прелестью выделялась среди всех женщин,так же как азалия среди цветов. Уэйд поспешил присоединиться к ней, и,когда, пробудившись от своей задумчивости, Арабелла с улыбкой пожелала емудоброго утра, он заявил, что у него есть к ней поручение от капитана Блада.Уэйд заметил, как она встрепенулась, насторожилась и как слегкавздрогнули ее губы. Он обратил внимание и на ее бледность, и на темные кругипод глазами, на необычно печальное выражение ее глаз, не замеченное им вчеравечером.Они перешли с открытой территории сада в тенистую аллею, обсаженнуюблагоухающими апельсиновыми деревьями. Лорд Джулиан, восхищенно любуясь ею,удивлялся, почему ему понадобилось так много времени, чтобы заметить еетонкую своеобразную грацию и то, что для него она была именно той милой и

желанной женщиной, которая могла озарить его банальную жизнь и превратить ее

в сказку.Он заметил и нежный блеск ее мягких каштановых волос и как изящнолежали на ее молочно-белой шее длинные шелковистые локоны. На ней былоплатье из тонкой блестящей ткани, а на груди, как кровь, пламенела толькочто сорванная пунцовая роза. И много позже, вспоминая об Арабелле, онпредставлял себе ее именно такой, какой она была в это удивительное утро икакой он раньше ее никогда не видел.Так, молча, они углубились в тень зеленой аллеи.

– Вы сказали что-то о вашем поручении, сэр, – напомнила она, выдавая

свое нетерпение.Он в замешательстве перебирал кудри своего парика, несколько смущаясьпредстоящим объяснением и обдумывая, с чего бы ему начать.

– Он просил меня, – сказал он наконец, – передать вам, что в нем все

же сохранилось еще кое-что от того джентльмена… которого вы когда-тознали.

– Сейчас в этом уже нет необходимости, – печально сказала она.

Он не понял ее, так как не знал, что еще вчера ей все казалось в другомсвете.

– Я думаю… нет, я знаю, что вы были несправедливы к нему.

Арабелла не спускала с лорда Джулиана своих карих глаз.

– Если вы передадите мне то, о чем он вас просил, может быть, я сумею

лучше разобраться…Лорд Джулиан смешался. Дело было весьма деликатным и требовало оченьосторожного подхода; впрочем, его не столько заботило то, как выполнитьпоручение капитана Блада, сколько то, как использовать его в своихсобственных интересах. Его светлость, весьма опытный в искусстве обращения сженским полом и всегда чувствовавший себя непринужденно в обществе светскихдам, испытывал сейчас странную неловкость перед этой прямой и бесхитростнойдевушкой – племянницей колониального плантатора.Они шли молча к освещенному ярким солнцем перекрестку, где аллеюпересекала дорожка, ведущая по направлению к дому. Здесь в солнечных лучахпорхала красивая, величиной с ладонь бабочка, шелковистые крылышки которойотливали пурпурными тонами. Блуждающий взгляд его светлости следил за

бабочкой до тех пор, пока она не скрылась из виду, и только после этого он