Мистер Морг - Роберт Рик МакКаммон

— Вы не… — Ларк вроде бы не собиралась говорить, но вдруг заговорила. Слова едва выталкивались, у нее перехватило горло. — Вы не… Вы не…

— Да, я не настоящий священник, — признался он, едва заметно пожав плечами. — Но если бы я пришел к вам и заявил с порога: «Доброе утро, я убийца», чего бы я тогда достиг?

— Зачем вы… — Сможет ли она теперь когда-нибудь хоть одну фразу произнести целиком? Внутри ее все кричало, но она едва смогла прошептать: — Зачем вы это сделали?

— Захотел — и сделал. Ларк. Красивое имя. Когда я был маленьким, на дереве рядом с нашим домом было гнездо жаворонков[10].

— Вы их… Вы их убили?

— Да нет же. Они будили меня по утрам, когда нужно было идти на работу.

Задавать следующий вопрос было очень страшно, но она должна была сделать это.

— Вы нас сейчас убьете?

Прежде чем снова заговорить, он доел яблоко.

— Ларк, позволь, я объясню тебе, что такое сила. Большинство людей скажут, что сила — это способность поступать так, как тебе хочется. Но я говорю, что сила — это способность поступать так, как тебе хочется, и чтобы тебя никто не мог остановить. Ой! — Он повернулся к Фейт, которую вырвало завтраком, и кукурузный хлеб вывалился у нее изо рта. — Кажется, она начинает приходить в себя.

Фейт пыталась подняться. Лицо у нее было бледное — ни кровинки, форма его как будто изменилась, рот перекосило, а глаза ввалились, как будто их злодейски вдавили большими пальцами в череп. На щеках ее блестели дорожки от слез. Губы ее шевелились, но она не издавала ни звука.

А потом своими полными муки глазами она, должно быть, снова увидела тела детей, и все, что произошло, видимо, опять взвихрилось у нее в голове, как дым от пистолета, все еще висевший под потолком. Фейт снова сползла на пол и заплакала, как ребенок, которому разбили сердце.

Человек, который не был священником, продолжал свою трапезу. Он отрезал себе еще один кусок окорока и вонзил в него зубы.

— Мы же ничего… Мы же ничего… — Ларк испугалась, как бы ее тоже не вырвало: ее ноздрей коснулся запах крови и паленых волос. — Мы же вам ничего не сделали.

— И что с того? — спросил он, поднеся ко рту ложку с бобами.

Не получив ответа, он съел их и зачерпнул еще.

Ларк вытерла глаза. Ее трясло, слезы все текли у нее по щекам. Ей было страшно даже попытаться встать, она была уверена: он сразу бросится на нее с ножом или еще с чем-нибудь. Всхлипывания матери напомнили ей, как прошлым летом плакала Робин, когда умер от глистов их пятнистый щенок по кличке Крапчатый.

Ларк почувствовала, что у нее кривятся губы. Ярость овладела ее сердцем и придала храбрости ее душе. Она знала: после того, что она скажет, ей конец. Но она все равно произнесла это:

— Бог вас накажет.

Он доел кусок окорока, допил сидр, положил локти на стол и сцепил свои руки убийцы.

— Серьезно? Что ж, интересно было бы на это посмотреть. Я хочу, чтобы ты послушала. Слушай, вот твоя мать плачет. А что еще ты слышишь? Что? Давай, слушай, слушай внимательнее. Ну, что ты слышишь? — (Ларк молчала.) — Ничего, кроме моего голоса, — сказал он. — Никого, кроме меня. — Он воздел руки к потолку, где вился дым. — Где же гром и молния? Где ангел с огненным мечом? Давайте, я жду. — Он помолчал, фальшиво улыбаясь, потом опустил руки. — Нет, Ларк. Сегодня этого не случится. — Он осмотрел ногти на правой руке и почесал ими подбородок. — А сейчас ты встанешь и разденешься.

Ларк не пошевелилась. Его слова вновь и вновь звучали где-то внутри ее головы.

Он взял нож. На его лице и на стенах от лезвия отразилась полоска света.

— Тогда позволь спросить тебя: без какого уха сможет обойтись твоя мать? — Девушка не разжала губ и не издала ни звука. Тогда он продолжил: — В общем-то, она может обойтись без обоих. Все, что нужно, — это отверстие. А вот пальцы — это совсем другое дело.

Он ждал. Она, потупив взор, тоже ждала.

— Сейчас продемонстрирую, — сказал он и, сжимая в руке нож, встал.

Ларк сказала:

— Постойте. Пожалуйста.

Но она знала, что его не остановить. Человека, который только что зверски убил троих, не остановишь. Тогда она, с трудом удерживая равновесие, поднялась на ноги и начала снимать одежду, пытаясь найти в своем сознании место, где можно было бы спрятаться. Маленькое местечко, куда можно было бы как-нибудь втиснуться.

— Покажи мне, где ты спишь.

Он стоял уже рядом с ней, нож поблескивал в его руке. Он провел ободранным ногтем по ее веснушчатым плечам, вниз по шее, между грудей.

В комнате, где Ларк жила вместе с сестрой, он лежал на ней и совершал свои движения, а она смотрела в потолок. Никаких звуков он не издавал, не пытался ее поцеловать. Все в нем было грубым: его руки, плоть, та часть его тела, что вторгалась внутрь ее. Нож лежал на круглом столике рядом с кроватью. Она знала, что, если потянется за ножом, этот человек убьет ее, и, наверное, он такой мастер по части убийства, что, если она хотя бы подумает о том, чтобы дотянуться до ножа, он убьет ее, поэтому она оставалась в безопасном месте в своем сознании, в далекой памяти о том, как мать держит ее за руку и при свете свечи произносит ежевечерние слова на сон грядущий.

Ты веришь в Бога?

Да, мамочка.

Ты веришь,