Мистер Морг - Роберт Рик МакКаммон

Часть четвертая. Страна гремучих змей

Глава 21

Когда Ларк рассказала свою историю, Мэтью во второй раз прошел в залитую кровью кухню — не для того, чтобы еще раз испытать на прочность свой желудок, но чтобы удостовериться: это кошмарное, невероятное зрелище ему не пригрезилось.

Место, где произошла кровавая бойня, нисколько не изменилось. Он снова поднес руку ко рту, но сделал это машинально: его не вывернуло еще ни завтраком из корней рогоза, ни полуденной трапезой из сушеного мяса и горсти ягод, а значит, либо он уже немного закалился, либо еда была слишком драгоценной, чтобы ее из себя исторгнуть. Скорее второе, подумал он: ему не хотелось бы когда-нибудь так закалиться, чтобы смотреть на подобные зрелища без тошноты.

Он походил по кухне, стараясь не испачкаться кровью — а также мозгами Питера Линдсея, вылетевшими из его затылка. В солнечных лучах, лившихся сквозь окно, отблескивала запекшаяся кровь, повсюду с жужжанием сновали трудолюбивые мухи, а Мэтью осматривал место происшествия.

На трупе мужчины не было обуви. Прежние сапоги Морга, снятые, конечно же, с преподобного Бертона, валялись на полу. Неужели нельзя было просто попросить дать ему чертову пару сапог, никак не мог понять Мэтью. Или, по крайней мере, взять их, не лишая человека жизни? Будь проклят этот тип! Спокойно, спокойно, сказал он себе. Что толку выходить из себя? Его слегка трясло. Нужно взять себя в руки. Морг не был бы Моргом, если бы просил то, что ему нужно. Нет, его метод — брать и убивать, и каким бы бессмысленным это ни казалось Мэтью, убийца явно видел в этом некий смысл. А может быть, и нет. Наверное, Морг принадлежит к особой породе человеческих существ, презирающих самый воздух, которым дышат другие, ненавидящих не только людей, но даже их тени. Но убивать детей…

Мэтью взял со стола зеленый шарик. Нет, не совсем зеленый. С голубым завитком. Красивая вещь, полированная, гладкая. Положить, что ли, два-три шарика в карман? Можно будет покрутить их между пальцами и напомнить себе, что, несмотря на всю мерзость злодеяния, которое здесь произошло, в мире все же остается красота. Но ему не хотелось красть у мертвых, да и шарики — это ведь для мальчишек. А он теперь уже далеко не мальчишка. Старею с каждой минутой, подумал он.

Он положил шарик на стол и окинул взглядом все это обилие еды. Грейтхаус, наверное, смог бы забыть о трупах и полакомиться остатками трапезы, но Мэтью предпочел бы неделю питаться корнями рогоза и сушеным мясом, чем прикоснуться к этим опоганенным яствам. А может быть, он просто не успел еще как следует проголодаться.

Его внимание привлек горшок с мыльной водой на столе. В нем плавали волосы разных цветов. Морг побрился — еще один шаг к тому, чтобы выставить себя графом, герцогом или маркизом, чтобы легче было перерезать горло какой-нибудь богатой вдове и закопать ее в могиле для нищих.

Будь он проклят.

Вошел Странник Двух Миров. Он тоже успел побывать здесь раньше. Лицо его было невозмутимо, взгляд устремлен только на Мэтью. Но вид у него был усталый, измученный, и даже перья на его голове, казалось, завяли, как лепестки умирающего цветка.

— Морг поднялся на холм, — сообщил он. — Я его заметил между валунами. Он скрылся в лесу, прежде чем я успел натянуть лук.

Мэтью кивнул, понимая, что Странник проявил благоразумие и здравый смысл, не продолжив преследование, когда спина не прикрыта миниатюрным пистолетом.

— Лес там очень густой, — сказал Странник. — Много мест, где можно устроить ловушку.

— Он не будет останавливаться.

Мэтью разжал левую ладонь и посмотрел на две золотые монеты, которые ему дала Ларк. Каждая из них была в пять гиней — такие же он нашел в шкатулке в доме Капелла. Какой-нибудь состоятельный путешественник или торговец попал в беду на Филадельфийском тракте, и ему пришлось выложить их Моргу и Раттисону.

— Неужели он правда думает, — размышлял вслух Мэтью, — что я откажусь от преследования?

Странник все-таки отвел взгляд от Мэтью и сквозь полуприкрытые веки осмотрел мертвого мужчину и двух детей.

— Не откажетесь?

Мэтью увидел на полу, возле одного из стульев, забрызганную кровью подушечку. На ней была вышита малиновка, сидящая на ветке дерева.

— Не понимаю я вашего бога, — сказал Странник бесцветным голосом. — Наши духи создали мир, небеса и все, чем мы являемся, но никогда не обещали присматривать за каждой отдельной птичкой[11]. Я думал, ваш бог проявляет больше… — Он пытался вспомнить слово. — Сострадания.

Мэтью не смог ничего на это ответить. Дождь посылается одинаково на праведных и неправедных[12], подумал он. В Библии, конечно же, есть и еще стихи и поучения о несчастьях и безвременной смерти. Но как может Бог закрыть глаза на такое? Вопрос этот требовал ответа. Он просто вопиял об ответе. Но ответа не было, и Мэтью, положив две золотые монеты в карман жилета к другим ценностям, вышел из кухни и из дома, пока черное отчаяние не успело повалить его на землю.

Странник последовал за ним. Девочка и ее мать сидели в тени ярко-желтого вяза. Девочка крепко прижалась спиной к стволу дерева, ее остекленевшие глаза смотрели в пространство, а мать как-то странно, по-детски непосредственно щебетала и играла с подолом светло-голубого платья дочери.

Фейт подняла взгляд на подходившего к ним Мэтью:

— Вы мистер Шейн?

Она произнесла это тоненьким детским голоском. Как семилетняя девочка, подумал Мэтью. Оттого, что так говорит женщина за тридцать, становилось не по себе. Но Мэтью уже увидел зияние в ее глазах, выжженную потрясением пустошь там, где раньше был разум, и подумал: вот новая пациентка для докторов Уэстервика.