Мистер Морг - Роберт Рик МакКаммон

Ее отец опрокинулся вместе со стулом назад, из его затылка на сосновую стену брызнуло что-то темное. Вскинулась рука со скрюченными пальцами.

Преподобный Бертон положил дымящийся пистолет на стол и взял нож с роговой рукояткой.

Он встал, и за его спиной со стуком упал стул. Он ухватил за волосы на затылке Аарона, потрясенно глядевшего снизу вверх. Рот у Аарона был открыт, а глаза потухли и затуманились, как у маленького зверька, знающего, что на него напал хищник. Преподобный Бертон вонзил лезвие во впадинку на горле мальчика по самую рукоять. Затем отпустил рукоятку, и Аарон, булькая, сполз со стула, как некое бескостное существо.

Взгляд его преподобия скользнул через стол. Недобрые глаза, похожие на озерца замерзшей воды, остановились на Фейт Линдсей, издавшей такой звук, будто ей ткнули кулаком в живот. Ее покрасневшие глаза глядели на него из темных впадин. За несколько секунд она постарела на двадцать лет. Она попыталась встать, ударилась о стол, опрокинула баночку со стеклянными шариками сына, и они раскатились среди тарелок, чашек и мисок. Тут ноги у нее подкосились, как у сломанной куклы, она отшатнулась к стене и, жалобно постанывая, съехала на пол.

— Мама! — закричала Робин.

Лицо ее побелело как полотно. Она тоже попыталась встать и уже была на ногах, когда преподобный Бертон взял ее за голову.

Ларк так и не поняла, чего он хотел — резким движением сломать девочке шею или просто швырнуть ее на пол. В голове у Ларк что-то со страшной силой давило и билось, а глаза готовы были выскочить из орбит. Комната, воздух, весь мир расплылись алым туманом. Она издала прерывистый гортанный звук: «Не-не-нет», и, парализованная страхом, смотрела, как преподобный Бертон, бросив Робин в сторону очага, подходит к ней и берет с одной из подставок в очаге железную сковороду.

Робин стояла на коленях и тихо всхлипывала, когда он ударил ее по голове. Она упала, ударившись подбородком об пол, и ее плач смолк. Волосы упали ей на лицо. Каким-то чудом она снова начала приподниматься. Его преподобие уставился на нее с неподдельным изумлением, слегка вскинув брови и приоткрыв рот, словно на его глазах происходило воскресение. Он во второй раз ударил ее сковородкой, и раздался странный, сложный звук, как будто одновременно звонил басовитый церковный колокол и раскалывался надвое глиняный кувшин. Робин упала в очаг, лицом зарывшись в белую золу. Преподобный Бертон выпустил сковороду из рук. Ларк почти потеряла рассудок, мысли ее метались от ужаса в разные стороны. Она увидела, как горячие угли коснулись волос младшей сестры, запалили их, обратили ее кудри в порошок и дым.

Наступила страшная тишина. Она длилась, пока легкие Фейт Линдсей резко не втянули воздух, и тогда она широко открыла рот и закричала. Из глаз у нее хлынули слезы, красные от крови.

Преподобный Бертон стоял и смотрел на мертвую девочку. Он сделал глубокий вдох и качнул головой из стороны в сторону, как будто хотел очистить ум и яснее видеть. А может, подумала Ларк, он растянул мышцы в шее, когда убивал Робин. Она пыталась заговорить, закричать, завизжать, взорваться проклятиями, но обнаружила, что голос у нее пропал и из горла вырывается лишь яростный клокочущий хрип.

— Замолчи, — сказал он Фейт. Она не замолчала, и тогда он громко приказал: — Заткнись!

Но она не затихала — может быть, просто не могла. Преподобный Бертон вернулся к столу, взял горсть кукурузного хлеба и стал запихивать ей в рот, пока она не подавилась и не стала задыхаться. Ее ярко-голубые глаза, расширившиеся так, что казалось, вот-вот лопнут, пристально смотрели на него не мигая, а грудь медленно поднималась и опускалась.

— Так-то лучше, — сказал он.

Его голова повернулась. Взгляд его нашел Ларк, которая вновь обрела голос, но теперь это был судорожный стон. Обеими руками она вцепилась в стул, как будто его дубовые ножки были стенами мощной крепости.

Преподобный потер лоб пяткой правой ладони.

— Не думай обо мне плохо, — сказал он, подошел к телу Аарона и, наступив сапогом ему на грудь, вытащил нож.

Он вытер его одной из красивых салфеток. Затем придвинул стул, сел на свое место во главе стола, отрезал себе кусок окорока, положил ложкой на тарелку печеное яблоко и порцию бобов и принялся есть.

Фейт молчала и продолжала смотреть — теперь просто на дальнюю стену. Ларк по-прежнему держалась за стул, костяшки ее пальцев побелели. Она не двигалась. Ей в голову пришла безумная мысль, что если она не будет шевелиться, то он не увидит ее и вскоре вообще забудет о ее присутствии.

Он дожевал кусочек окорока и облизал пальцы.

— Вас когда-нибудь донимала муха? — спросил он, разрезая печеное яблоко.

Услышав его голос, Ларк подпрыгнула. Вот, не смогла остаться невидимкой, подумала она, какая же я глупая и слабая. Не сдержавшись, она беззвучно заплакала.

— Большая такая зеленая муха, из тех, что жужжат и жужжат над головой, пока тебе не станет совсем невыносимо и ты уже не можешь допустить, чтобы она прожила еще хоть минуту. Еще хоть секунду, — поправился он, отправив в рот очередной кусочек. — И ты думаешь: «Сейчас убью эту муху». Да, убью. А если это не получится сразу, я оторву ей крылья, а потом уж ее раздавлю: не люблю, когда надо мной издеваются. Потом ты наблюдаешь за мухой. Она может летать медленно, или быстро, или очень быстро, но вскоре ты определяешь ее траекторию, характер. У всего живого есть свой характер. Ты видишь, как она летает, и на один шаг — на один быстрый круг ее полета — опережаешь ее, и вот, готово. — Для пущей убедительности он стукнул ложкой по столу. — Муха убита. С людьми все обстоит почти так же.

Он потянулся за кукурузным хлебом, помолчал, прислушиваясь к плачу Ларк, и продолжил свой одинокий пир.

— Ненавижу мух. Скоро они