Патроны чародея - Гай Юлий Орловский

   — Мало ли что нам хочется, — возразил я. — А как подумаешь, что для этого надо вытаскивать толстую жопу из уютного кресла…

   — У тебя ж не толстая!

   — Будет, — пообещал я твердо и с гордостью демократа. — И пузо будет! До колен. Я слабый. Если можно не бежать, а идти, я иду. Если можно не идти, а стоять — стою. Если можно не стоять, а сесть, то сижу…

   — А если можно лечь, — прервал он, — лежишь?

   — У меня такой классный диван, — похвастал я. — А море… это дождь, и ветер, и звезд ночной полет… бр-р-р! А еще бригантина поднимает паруса, вообще гады, грабители, нападут и всех утопят. Нет уж, ты плыви, а я, лежа на диване, помечтаю, как славно быть пиратом, пиратом, совсем простым пиратом…

Он покачивался в седле, слушая вполуха этот бред. На лице полнейшее недоверие, как можно говорить такое серьезно, хотя именно сейчас я серьезен, как никогда раньше.

   — Дорога пройдет через лес, — предупредил он. — Не пугает?

   — Разве сейчас ночь? — спросил я.

Он ухмыльнулся.

   — Да это так, попугать. Они везде через леса. Но я слышал про некое королевство, где деревьев нет вовсе. Легенды, легенды…

   — Какие легенды, — проговорил я. — Ты саванн и пустынь не видел?.. Хотя да, конечно. Нет, легендарные страны лежат дальше. Сперва их отодвигали на дальние острова в океане, потом и вовсе на Луну и Марс.

Мимо проплыла небольшая деревня, я инстинктивно хотел было прибавить ходу, но до этого долго шли галопом, коням надо отдохнуть, и только когда деревушка осталась позади, я перевел дыхание.

И тут же раздался за спиной конский топот, нас догнал на неоседланной лошади мальчишка лет десяти, худой и коричневый от солнца.

   — Глерды! — прокричал он тонким голоском. — Благородные глерды!

Фицрой сказал важно:

   — Это вон он благородный глерд. А я так, простой. Проше некуда.

Он даже снял шляпу и с таким величайшим почтением поклонился мне, как не кланялся, наверное, и королю. Мальчишка повернулся в седле ко мне. Глаза с надеждой и отчаянием смотрели в мое государственное лицо.

   — Благородный глерд!.. Как нам повезло, что мы вас увидели!

Я пробормотал:

   — А как нам повезло…

   — Староста, — сказал он торопливо, — сразу же послал меня догнать вас!.. Говорит, великий и ужасный глерд Юджин все поймет и везде наведет порядок!

   — Нет уж, — начал было я, но Фицрой прервал:

   — Деревушка крохотная, у таких и проблемы крохотные.

   — Вот пусть сами…

Он воскликнул чересчур возмущенно:

   — Какой же ты глерд? Власть нельзя выпускать ни на минуту! Ничего с нами не случится, если послушаем.

   — Ерунда какая–нибудь.

   — Люблю ерунду, — сказал он. — Особенно хорошо зажаренную…

Он плотоядно потер ладони, глаза заблестели, потому я повернул за ним коня с растущей неохотой и недобрыми предчувствиями. Чует трусливое сердце, что будет задержка, а уж как ее не хочу, даже вышептать трудно.

Мыслями и душой, ну какая есть, уже там на диване и с банкой холодного запотевшего пива в ладони…

Мальчишка погнал коня галопом в село, и когда мы подъехали, на околице уже быстро собиралась толпа.

Мы подъехали медленно, как и надлежит глердам, что контролируют положение, спешить и суетиться позволено только слугам.

Старостой на этот раз оказался еще молодой мужик, но здоровенный, бородатый и с могучими руками, он смерил нас недоверчивым взглядом и заговорил без всякого подобострастия:

   — Глерды, если вы не поможете освободить нас от этого чудовища, мы не сможем заплатить налоги!.. Каждую ночь из леса появляется что–то ужасное…

Фицрой спросил с интересом:

   — Насколько ужасное?

Крестьяне загалдели, мужик свирепо рыкнул на них и, когда все испуганно затихли, сказал резко:

   — Убивает коров, убивает быков так же легко, как лиса кур. И уносит с собой так быстро, что не остается даже крови!.. Мы выставляли стражу, но ничто не помогает!.. Только двое наших погибли зря…

   — Это интересно, — сказал Фицрой с энтузиазмом. — Если зверь большой и опасный, то это даже интереснее. Чем крупнее и опаснее…

Я прервал его с натужной бодростью:

   — К сожалению, ее величество изволит… да, изволит срочно вызвать меня для совета. Но вам повезло! Вот величайший глерд в истории соплеменных королевств, великий и ужаснейший… особенно когда пьян, сам доблестный Фицрой!.. Он займется вашим частным случаем как доблестнейший воин, герой, победитель и отважнейший искатель противников!.. В смысле, он сам их ищет, а тут, какое счастье, даже искать не надо.

Крестьяне с надеждой в глазах повернулись к Фиц- рою. Он подбоченился и подкрутил ус.

   — Что за зверь? — поинтересовался он. — Размеры?.. Чем ценен? Шкура, рога, внутренности?.. Есть ли че- туя?.. Какая, простая или с шипами?.. Если с синими такими шипами, то можем сразу же и начать…

Я с ревностью заметил, что на него сразу посмотрели с большим уважением, чем на меня. Я какой–то далекий от них герой, а вот Фицрой и вопросы задал правильные, и что–нибудь придумает такое, чтобы даже шкуру не повредить, целая стоит намного дороже.

Староста сказал с сожалением:

   — Нет, шипы простые…

   — Откуда известно? — спросил Фицрой.

   — Когда забор повалил, — объяснил староста, — и стену сарая проломил, там зацепилась одна чешуйка… Хотя, похоже, клыки огромные. Говорят, если растереть и настоять…

Фицрой поморщился, но все же сказал благожелательно:

   — Время терпит. Я сейчас в столицу, а на обратном пути заеду и помогу изловить живьем. От живых толку больше.

Староста вскрикнул:

   — Так он же скот дерет!

Фицрой отмахнулся.

   — Еще одну корову или пару коз — ерунда. Когда поймаем и снимем шкуру, все окупится. А сейчас просто постарайтесь двое суток не выходить по ночам. Как только солнце зайдет — все по домам! И двери на запор. Все поняли?

Староста сказал со вздохом:

   — Да, поняли… Возвращайтесь скорее, глерд…

Я подсказал:

   — Глерд Фицрой. Уже благородный глерд. Еще несколько дней — и станет высокорожденным. Он решит все ваши проблемы!.. Некоторые сам создаст… но тоже решит.

Фицрой сказал досадливо:

   — Поехали. Нас королева ждет, не дождется! Все глаза проглядела.

   — Точно, — сказал я с повеселевшим сердцем.

Крестьяне почтительно затихли, а мы пустили коней

вскачь. Лишь на околице Фицрой сказал сварливо: