Том 1 - Григорий Анисимович Федосеев

появятся затесы на деревьях, ведущие к лабазу. Вдруг в лесу, где-то у реки, послышался отчаянный лай собак. Только теперь мы заметили отсутствие Левки и Черни. Спустя несколько минут ко мне подбежал Прокопий.

— Зверя держат! — крикнул он и бросился на лай.

Я побежал за ним. Его длинные, словно ходули, ноги перелетали через колодник, ямы, а поляны он пересекал огромными прыжками. Я старался не отставать.

У толстого кедра Прокопий вдруг задержался. Он сорвал с ветки черный мох, выдернул одну нитку и, приподняв ее, стал наблюдать. Нитка, покачиваясь, заметно отклонялась вправо, показывая, в каком направлении движется воздух. Выяснив это, мы стали подбираться к зверю с противоположной стороны. Иначе непременно бы угнали его своим «духом». Собакам трудно удержать зверя, если он уловит запах приближающегося человека.

Теперь шли не торопясь, посматривая вперед и с трудом сдерживая все нарастающее волнение. Попалась речная протока, пересекли густой тальник и сквозь поредевшие кусты увидели берег Кизыра. Собаки продолжали неистовствовать. Глухо, злобно ревел зверь.

Прокопий остановился и, повернув ко мне голову, шепнул:

— Медведя держат…

Неожиданно послышался шум и грохот камней на косе. Мы приподнялись. Зверь, вырвавшись из-под наносника, бросился по гальке. Не успевал он сделать два-три прыжка, как Левка, изловчившись, схватил его за правую заднюю ногу и отскочил. Медведь бросался за ним, а в это время Черня поймал его за левую ногу. Раздосадованный своей неповоротливостью, медведь устремлялся за Черней, но Левка, описав круг, снова оказывался возле него. И так все время, не ослабевая, собаки задерживали зверя. Напрасно тот ревел, метался из стороны в сторону, пытаясь отбиться от них.

Все это происходило в ста метрах от нас. Ну как было не восхищаться смелостью и напористостью сибирских лаек! Какая расчетливость в движениях! Только такая пара дружных собак и могла удержать медведя.

Мы с Прокопием несколько раз прикладывали к плечам ружья, но не стреляли. И собаки и медведь вертелись клубком. Они озлобились до предела, летели камни, шерсть. Все же медведь сдался. Он присел на гальку и, пряча под себя искусанный собаками, зад, стал отбиваться передними лапами. Это у него получалось так смешно, что мы невольно улыбнулись, а Левка и Черня продолжали наседать. Еще несколько безнадежных попыток отбиться от псов, и медведь, сорвавшись с места, бросился напролом к заливу.

Прокопий уловил момент и выстрелил. Зверь сразу упал, но сейчас же вскочил и, волоча перебитую пулей заднюю ногу, стал удирать. Теперь ему было не до собак. Он бросился в воду, намереваясь добраться до противоположного берега, но Левка и Черня опередили его. Завязалась борьба. Отбиваясь от собак, зверь безнадежно шлепал передними лапами по воде, мотал головой и, видимо, от боли и досады ревел.

Я попросил Прокопия не стрелять, а сам обежал залив и подкрался к дерущимся с намерением зафиксировать фотоаппаратом сцену схватки. Медведь в отчаянной попытке прорваться набрасывался то на Черню, то на Левку, не выпускавших его из воды. Напрасно он пугал их своей огромной пастью, зря окатывал водою. Собаки не отступали. Наоборот, с каждой минутой их охватывал все больший азарт.

К сожалению, мне не пришлось долго любоваться этой схваткой. Левкой овладела горячка. Пренебрегая опасностью, он добрался до морды зверя. Медлить было нельзя. Я вскинул штуцер, но не успел выстрелить, как медведь поймал собаку и вместе с ней погрузился в воду. На выручку появился Черня. Один отчаянный прыжок, и он оказался на спине всплывшего зверя. Тот вздыбил, но выстрел предупредил последующие события. Пуля пробила ему череп, и медведь затонул (худой медведь в воде тонет).

На поверхности показался Левка с разорванной шеей. Отыскивая зверя, он глубоко запускал морду в воду, вертелся, искал медведя и от невероятной злобы лаял каким-то не своим, диким голосом. Я с трудом поймал кобеля, но припадок гнева у него продолжался еще несколько минут.

Не успели мы приподнять со дна залива медведя, как подошел караван. Чтобы не задерживать лошадей, зверя быстро освежевали, разрубили на части, и пока укладывали мясо во вьюки, я решил осмотреть его желудок. Это я делал всегда для того, чтобы составить себе представление, чем питается медведь весною после выхода из берлоги, летом и осенью. Каково же было наше удивление, когда в желудке, кроме муравьев, почек тальника и различной травы, мы нашли лоскут кожи от ботинка.

Прокопий долго рассматривал загадочную находку.

— Может, еще какая экспедиция тут бродит? — спросил он меня.

Вряд ли кто мог быть в той части Восточного Саяна, кроме нас. Во всяком случае, признаков присутствия людей на Кизыре мы не встречали, и этот вывод почему-то расстроил Прокопия. Он стал торопить всех, ни слова не говоря о какой-то догадке.

Лошади медленно продвигались по лесу. Иногда им приходилось задерживаться и дожидаться, когда прорубщики расчистят чащу или найдут проход через завал. Но вот наконец мы сделали крутой поворот к горе и вышли к долгожданным затесам, значит, лабаз близко!

Вскоре мы увидели тропу, проторенную кем-то. Идущий впереди Прокопий вдруг остановился и стал осматривать окружающие его предметы. Только теперь я заметил, что листья, трава, стволы деревьев и сама тропа покрыты чуть заметной пылью.

«Ведь это мука!» — с ужасом подумал я и тут же сразу вспомнил о кожаном лоскуте, найденном в желудке медведя.

Идем дальше.

В голове бродили неясные мысли, еще не хотелось верить тому, что представлялось глазам. Но вот на тропе попалась консервная банка, затем клочок пергаментной бумаги от масла…

Еще несколько шагов — и мы остановились у разграбленного лабаза. Никто не промолвил ни слова, будто все это не было для нас неожиданностью.

— Надо расседлывать лошадей, — напомнил вдруг Мошков.

Товарищи провели караван к реке и там разбили лагерь. Я остался у лабаза. Не верилось, что нас постигло такое несчастье. Какую жалкую картину представляли наши запасы! Все, что хранилось на лабазе и что долгое время было нашей надеждой, теперь лежало на земле затоптанным и разграбленным. Мука, цемент, масло, соль, махорка все это представляло собою смесь, обильно смоченную дождями и утоптанную лапами зверей. Разбросанная одежда почти сгнила, всюду валялась изорванная обувь. При нашем появлении бурундуки издавали протестующий писк. Где-то у края леса кричало воронье…

Скоро к лабазу пришли все. Прежде всего мы стали искать причины. Лабаз был сделан прочно. Столбы, на которых стоял сруб, были ошкурены и достаточно высоки, чтобы по ним не смогли забраться хищники. От мелких грызунов они были обиты полосками железа. Медведь вообще не трогает высокие лабазы, да ему и на метр не