Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

республики мира, кроме нашей. И разве мы не можем ожидать, что те же средства будут использованы против этой страны?» Разве победы французов в Европе не были обусловлены продуманной системой их сторонников и шпионов? Разве таинственное путешествие во Францию 13 июня 1798 года доктора Джорджа Логана, ярого республиканца из Филадельфии, не наводит на мысль, что он намеревался связаться с французским правительством, чтобы «ввести французскую армию, чтобы научить нас подлинной ценности истинной и главной свободы»? И разве публикация в республиканской газете письма Талейрана в Госдепартамент до того, как правительство США обнародовало его текст, не свидетельствует о том, что Франция имела прямую связь со своими американскими агентами, многие из которых были редакторами? И не были ли эти редакторы иностранцами-иммигрантами и не использовали ли они свои газеты для возбуждения народной поддержки якобинского дела?

К 1798 году федералисты были убеждены, что должны что-то предпринять, чтобы подавить источники якобинского влияния в Америке, которые они считали растущим числом иностранных иммигрантов и мерзким поведением республиканской прессы.

В отчаянии многие федералисты прибегли к серии федеральных законов, направленных на решение проблем, которые они считали проблемой, — так называемым законам об иностранцах и подстрекательстве. Как бы ни были они оправданы при их принятии, в конечном итоге эти акты оказались катастрофической ошибкой. Действительно, Акты об иностранцах и подстрекателях настолько основательно разрушили историческую репутацию федералистов, что вряд ли её удастся восстановить. Тем не менее важно знать, почему они действовали именно так, как действовали.

Поскольку федералисты считали, по словам конгрессмена Джошуа Койта из Коннектикута, что «мы очень скоро можем быть вовлечены в войну» с Францией, они опасались, что «огромное количество французских граждан в нашей стране», а также множество ирландских иммигрантов, приехавших с ненавистью к Великобритании, могут стать вражескими агентами. Одним из способов борьбы с этой угрозой было ограничение натурализации иммигрантов и прав иностранцев. К сожалению, это означало бросить вызов революционной идее о том, что Америка является убежищем свободы для угнетённых всего мира.

По иронии судьбы федералисты должны были испугаться новых иммигрантов 1790-х годов. В начале десятилетия именно федералисты, особенно федералисты-спекулянты землёй, больше всего поощряли иностранную иммиграцию. Республиканцы Джефферсона, напротив, относились к массовой иммиграции более осторожно. Поскольку республиканцы верили в более активную практическую роль людей в политике, чем федералисты, они беспокоились, что иммигранты могут не обладать необходимой квалификацией для поддержания свободы и самоуправления. В своих «Заметках о штате Виргиния» (1785) Джефферсон выразил обеспокоенность тем, что слишком много европейцев приедет в Америку с монархическими принципами, что может превратить общество и его законы в «разнородную, бессвязную, отвлечённую массу». Полагаясь на естественный прирост населения, правительство Америки, по мнению Джефферсона, станет «более однородным, более мирным, более прочным».

Тем не менее большинство американцев приняли идею о том, что Америка представляет собой убежище для угнетённых всего мира, и в 1790-е годы в Соединённые Штаты хлынуло около ста тысяч иммигрантов. Во время дебатов в Конгрессе по поводу натурализации американцы боролись с желанием принять этих иммигрантов, с одной стороны, и опасениями, что их захлестнут неамериканские идеи, с другой.

Радикальная революционная приверженность добровольному гражданству и экспатриации — идее, что человек может отказаться от статуса подданного и стать гражданином другой страны, — усугубила эту дилемму. В отличие от англичан, которые придерживались идеи вечного подданства — раз англичанин, то всегда англичанин, — большинство американцев неизбежно признавали право на экспатриацию. Но их беспокоило, что натурализованные граждане, присягнувшие на верность Соединённым Штатам, могут впоследствии переметнуться в другую страну. И их беспокоили американские экспатрианты, которые хотели быть принятыми в Соединённые Штаты в качестве граждан. На фоне подобных примеров американская концепция добровольного гражданства казалась тревожно капризной и открытой для злоупотреблений.

Хотя в 1790 году Конгресс принял довольно либеральный закон о натурализации, требующий всего два года проживания для свободных белых людей, он вскоре изменил своё мнение под влиянием Французской революции. Федералисты и республиканцы поддержали Закон о натурализации 1795 года, который увеличивал срок проживания до пяти лет и требовал от иностранцев, желающих получить гражданство, отказаться от любого дворянского титула, который они могли иметь, и предоставить доказательства их хорошего морального облика и преданности Конституции Соединённых Штатов.

Однако прошло совсем немного времени, прежде чем федералисты поняли, что большинство иммигрантов, особенно те, кого Гаррисон Грей Отис назвал «ордами диких ирландцев», представляют собой явную угрозу для стабильного и иерархического общества, каким, по их мнению, должна была стать Америка. К 1798 году прежний оптимизм федералистов, приветствовавших иностранную иммиграцию, сошёл на нет. Поскольку эти массы новых иммигрантов с их беспорядочными и якобинскими идеями были «главной причиной всех наших нынешних трудностей», — заключили федералисты в самом пессимистичном припеве, который фактически отвергал один из главных постулатов Революции, — «давайте больше не будем молиться, чтобы Америка стала приютом для всех народов».

Некоторые конгрессмены-федералисты, такие как Роберт Гудлоу Харпер из Южной Каролины, считали, что «настало время, когда следует объявить, что ничто, кроме рождения, не даёт человеку права на гражданство в этой стране». Хотя большинство конгрессменов считали, что предложение Харпера зашло слишком далеко, в итоге они всё же приняли довольно радикальный закон о натурализации. Закон о натурализации от 18 июня 1798 года увеличил срок проживания, необходимый для того, чтобы иностранец мог подать заявление на получение гражданства, с пяти до четырнадцати лет, обязал всех иностранцев регистрироваться в окружном суде или у агента, назначенного президентом, в течение сорока восьми часов после прибытия в Соединённые Штаты и запретил всем иностранцам, являющимся гражданами или подданными государства, с которым Соединённые Штаты находятся в состоянии войны, становиться американскими гражданами.

Федералисты также разработали планы по борьбе с иностранцами, которые уже находились в стране. Даже республиканцы опасались некоторых иностранцев. Поэтому они не имели серьёзных возражений против сдерживания вражеских иностранцев в военное время и, главным образом для того, чтобы предотвратить принятие худших законов, практически взяли на себя принятие Закона о враждебных иностранцах от 6 июля 1798 года — закона, который до сих пор остаётся в силе. Но федералисты хотели принять ещё более широкий закон об иностранцах как в мирное, так и в военное время, поскольку, по словам Абигейл Адамс, хотя Соединённые Штаты фактически не объявляли войну Франции, тем не менее «в такие времена, как нынешнее, за иностранцами следует следить более тщательно и внимательно». Принятый 25 июня 1798 года Закон о друзьях-иностранцах, который Джефферсон назвал «отвратительной вещью… достойной VIII или IX века», дал президенту право высылать, без слушаний и объяснения причин, любого иностранца,