Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

и я увидела среди них незнакомку лет сорока, в дорогом спортивном костюме, со следами пластики на лице, то решила, что это и есть супруга Давыдыча. Подошла к ней и спрашиваю:

– Ты Аня Каганская?

– Да…

– А я Люда Вебер… Мы с твоим мужем были знакомы. Он должен был сниматься в нашем фильме.

– А-а-а! – на лице Ани облегчение. – Очень приятно!

– У нас в камере есть газета со статьей про тебя и про твоего мужа. Хочешь почитать?

– Конечно!

– Тогда в следующий раз вынесу.

– Спасибо тебе большое!

На следующую прогулку я вышла с газетой, и, пока мы шли мимо карцерных камер, я передала ее Ане. Думала, что в полутьме никто не заметит. Но дежур, который нас вел, заметил. И начал орать:

– Заключенная! Что ты ей передала?

– Ничего…

– Она ничего не передавала, – говорит Аня, – вот смотрите.

Показывает руки, выворачивает карманы. В одной руке – у нее газета, но дежур даже не смотрит на эту газету. Ему даже в голову не приходит, что газета и есть та самая «контрабанда». И ему ничего не остается, как от нас отцепиться.

– Межкамерная связь запрещена! – на всякий случай рявкает он, и мы идем дальше. Аня довольно улыбается и подмигивает.

Так и началось наше общение…

Было очевидно, что Аню арестовали, чтобы оказать давление на Давыдыча. Чтобы она дала на мужа нужные показания. Для этого ее и закрыли на спецы, где нет ни просвета, ни связи. Но следствие просчиталось. У этой женщины оказался стальной характер, и она с самого начала стала вести себя как настоящий боец. Меня поражало, насколько мужественно и стоически держалась Аня на протяжении всего времени и какие трансформации она тут прошла.

Когда она только сюда попала, то на вид это была средних лет женщина – грузная, с тяжелой походкой, со вторым подбородком, и следы былой пластики ситуацию не спасали. Но Аня решила извлечь из своей неволи максимальную пользу, если ее вообще можно было тут извлечь. Она решила похудеть, и реально скинула, наверное, половину своего веса. Когда я увидела ее в спортзале – через полгода после нашего знакомства – передо мной была буквально тростиночка. Плюс Аня осветлила свои волосы и из жгучей брюнетки стала блондинкой.

– Какие кардинальные изменения! Выглядишь невероятно! – одобрила я. – Да твой Давыдыч теперь тебя не узнает!

Аня рассмеялась: «Да, его ждет много сюрпризов!» Она действительно очень изменилась. И не только фигурой. Походка стала легче, движения стали более юными, порывистыми.

Но внешность была не главным, чем тут занималась Аня. Она с самого первого дня взялась за борьбу по своему делу. Взялась штудировать наши законы. И начала сражаться за свою свободу. Конечно, у нее было несколько мощных адвокатов – они почти ежедневно приходили к ней на «следку». Но и сама она постепенно становилась докой в уголовном праве. Когда начинала сыпать статьями, положениями, решениями Верховного суда, голова шла кругом. Как это все только помещалось у нее в голове? И слушая ее, я понимала, что с таким напором Аня точно выберется отсюда.

И действительно, сначала ей удалось вырваться со спецов. Сюда, на общий корпус, где посвободнее. Где можно ходить в спортзал, затащить телефон… А потом я узнала, что она наконец-то сумела уйти на домашний арест. Через год пребывания в СИЗО. Сменить меру пресечения по такому громогласному показательному делу – это было настоящим прорывом! И когда я услышала об этом, мысленно поздравила Аню. Она вышла из этой истории фактически победителем. А когда и ей, и ее Давыдычу на приговоре дали «за отсиженное», и они ушли домой – это реально можно было засчитать за победу! Они оба сумели выгрызть свою свободу у несгибаемой системы…

…В 2017 году новое начальство решило сделать в спортзале существенный апгрейт: стены и потолки покрасили в зефирные детсадовские цвета, завезли новые тренажеры. Стало симпатично. Но тут на спортзал… подняли цену. Если раньше нужно было платить 2500 рублей за 24 часа занятия, которые можно было использовать по желанию – хочешь занимайся по часу, хочешь – по два или три часа (кто-то так и делал). То по новому прейскуранту ты платил эту сумму за десять двухчасовых занятий. Лично мне целых два часа в зале делать было нечего. Я так интенсивно занималась, что и за час полностью выматывалась, и возвращалась в камеру практически на полусогнутых. К тому же теперь оплачивать спортзал мог только сам заключенный – деньгами со своего счета. Тогда как раньше купить абонемент для тебя могли с воли. Это оказалось тоже очень неудобным нововведением. Так как деньги на счета заключенных поступали с задержками, и с сизошной бухгалтерией люди вообще предпочитали не связываться. Поэтому я стала ходить в спортзал крайне редко, занималась спортом в основном или в камере, или на улице. Да и многие женщины в тот момент тоже побросали спортзал, и я видела, что раз от раза посетителей тут становится все меньше и меньше…

Посылки

Примерно в то время, когда я перешла в большую камеру, в СИЗО ввели новые правила по выдаче посылок. Если раньше присланные в посылках вещи приносили прямо в камеру, то сейчас посылку нужно было идти получать лично. И это было большим прорывом: теперь ты мог своими глазами увидеть, что именно прислали и что из присланного изъяли. Эта процедура стала абсолютно прозрачной.

Дежура приходили и называли фамилии тех, кто вызывался «за посылками». Мне посылки приходили не очень часто, а вот книги с «Озона» – частенько, и это тоже считалась посылкой. Поэтому я была настоящим завсегдатаем посылочного отдела. Перед выходом из камеры я брала с собой сумку или пакет, чтобы сложить туда присланное, так как посылочные коробки и ящики на руки не отдавались. Дежура собирали народ из нескольких камер, и таким образом за посылками выходила группа из 10–15 человек, все с большими пустыми сумками и пакетами.

В посылочном блоке стояла маленькая стеклянная будка, заваленная посылками, и в ней сидели один или два сотрудника. Чем больше было сотрудников на выдаче, тем быстрее двигалась очередь из заключенных. Но так или иначе вся процедура занимала не менее часа. Так как каждая посылка вскрывалась, из нее вынималось все содержимое, и если там было что-то запрещенное, то это откладывалось в сторону. Потом составляли список выдаваемых вещей, и ты должен был расписаться – что «получил то-то и то-то, претензий нет». Если присылали запрещенные предметы, то их вносили в отдельный список. Затем их