Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

талант. Причем писала она очень быстро и почти не задумываясь. Поэтому ее частенько использовали в качестве «штатного» поэта. Например, если нужно было кого-то поздравить с днем рождения, Томскую просили написать пару куплетов. Она сочиняла, и получалось так смешно и задорно, что все просто хватались за бока!

Томскую обвиняли по редкой в нашей камере 228-й наркотической статье. И это было достаточно нетипичное обвинение. Она работала в диджитальном рекламном агентстве. Занималась рассылкой спамовских писем. Однажды к ним поступил очередной заказ – сделать рекламную рассылку. И оказалось, что это была реклама наркоты. Причем не прямая, а что-то вроде приглашения поработать наркокурьером. Наподобие той рекламы, что встречается на асфальте и стенах домов по всем городам страны.

Так или иначе – дело завелось, всех сотрудников агентства арестовали, навесили им также 210-ю. Поэтому Томская и оказалась в камере для тяжелостатейников. И дали ей в итоге шесть лет. Все посчитали, что ей дико повезло. С такими статьями – и такой относительно небольшой срок! Но все равно – для человека, который просто занимался рассылкой спама, совершенно не подозревая о преступной подоплеке своих действий, это очень много. На фоне таких историй поневоле начинаешь думать, как же вообще опасно жить и что-то делать в нашей стране. Как легко любой человек может загреметь в тюрьму – и совершенно не по своей воле…

Вскоре Томская дождалась своего апелляционного слушания, оно осталось безрезультатным. И она поехала на этап…

А старшая Ракият стала подыскивать нового библиотекаря. И внезапно… предложила эту должность мне. Я внутренне схватилась за голову и стала категорически отнекиваться: «Ты же видишь, что в моих вещах сплошной хаос! Я вообще очень рассеяна, и точно не услежу за порядком в библиотеке! Нет, нет, нет – я не смогу!»

Я не шутила. Мое спальное место было одним из самых захламленных в камере, но мне это спускали как художнику и не особо за это шпыняли… И к тому же, у меня постоянно не хватало времени на мои собственные дела. Я все время жила с ощущением, что я не успела сделать то одно, то другое… Мне было вовсе не до библиотеки!

Ракият повздыхала и не стала на меня давить. Она понимала, что меня разумнее припахивать в другой, более эксклюзивной ипостаси – когда нужно что-то нарисовать. И в этих случаях я никогда не отказывала…

Стали искать библиотекаря дальше. Но никто не горел желанием браться за такую ношу. Да, читать любили все, но отвечать за сохранность тюремных книг – извините! И пришлось назначить на эту должность человека в приказном порядке. В общем, нашли кого-то из недавно прибывших, а дальше так и пошло – библиотекой занимался кто попало и всегда из новичков…

Первые соседи

Главным отличием большой камеры от спецблоковской – был все же не размер помещений и уровень свободы передвижения, а люди. Вернее, их количество и колоссальный человеческий трафик. Да, в большой камере более-менее держался определенный неизменный костяк сидельцев – тех, чьи дела предполагали долгое следствие, долгие суды. Но при этом все же постоянно кого-то уводили, кого-то заводили. И поэтому ты никогда не знал абсолютно всех обитателей камеры по именам, да и в лицо – чаще всего тоже. Так выходило, что каждый выбирал для общения только нескольких человек в камере, а остальных как бы и не замечал. И его не замечали в ответ.

Хотя в первый год моего пребывания в 107-й я все же знала большинство ее обитателей. И не только в лицо, но и по именам. Ведь мне довелось рисовать портреты многих из них. Но чем дальше, тем больше новоприбывших выпадали из фокуса моего внимания. Если раньше каждый новенький вызывал у меня интерес – что за история, что за статья, – то со временем я перестала за ними следить, перестала вглядываться и запоминать лица. И в какой-то момент – ближе к своему «финалу» – я поняла, что едва знаю лишь десятую часть камеры, в которой живу. Остальные люди были мне совершенно не знакомы…

Поводом для сближения в первую очередь служило соседство по спальным местам. Куда лечь человеку – безапелляционно решали «старшие» камеры. И только заслуженные старосиды могли высказывать свои пожелания при выборе мест и соседей. А все остальные должны были подчиняться без звука. Какое место тебе укажут – туда и идешь. Вообще назначить место человеку было достаточно сложной логистической задачей. Иногда совещание по этому поводу длилось по несколько часов или даже дней. Тут необходимо учесть, насколько человек удобен в быту, много ли у него вещей, какой у него возраст, что со здоровьем, какие привычки… Учесть все нюансы отношений с потенциальными соседями – начнутся ли конфликты или все пройдет мирно…

Мой спецблоковский бэкграунд приучил меня к абсолютно самодостаточному существованию. Я пришла в эту камеру клинической одиночкой. Я не стремилась общаться, знакомиться, заводить друзей, делиться сокровенным. А ведь большинство тех, кто попадал сюда свежеарестованными – особенно поначалу – буквально кидались в пучину общения со всеми, с кем доведется. Искали утешения, поддержки, теплых слов. И почти всегда получали все это в избытке. На моих глазах раз за разом возникали настоящие дружеские союзы, а мне лишь оставалось смотреть на эти кадры со стороны. Я понимала, что мой «фарш» уже не провернуть обратно. И я никогда здесь не смогу сблизиться с кем-то по-настоящему.

Да, быть ровно-приветливой со всеми. Дружелюбно поговорить с тем, кто ко мне подойдет. Но никогда ни к кому не лезть по своей инициативе. Я интуитивно нащупала такой вот стиль поведения и следовала ему на протяжении всего времени. И, как оказалось, это было на удивление мудрой стратегией. Потому что я не раз наблюдала картины, когда еще вчерашние, чуть ли не в десна целующиеся подружки сегодня разругивались вдрызг! С криками на всю камеру, иногда даже с тумаками… Вчера еще люди делили меж собой сигарету, кусок хлеба, часами шептались о чем-то личном, а назавтра – обвиняли друг друга в том, кто больше потратил туалетной бумаги или сахара… И навсегда переставали разговаривать… И это представало очень жалким и грустным зрелищем.

Хотя, конечно же, бывали и иные картины. Я видела примеры настоящих искренних отношений, которые продолжались и за пределами камеры… Жалею ли я, что не смогла такое испытать – не знаю… Я вела себя так, как вела. Не хотела притворяться и быть тем, кем не являлась. Я просто следовала своему внутреннему голосу…

На своем первом спальном месте у «пятачка» я прожила дней десять. Эти три одноярусные шконки у самого