Россiя въ концлагерe - Иван Солоневич

-- Ну, вотъ -- если человeкъ образованный...

Почему образованный человeкъ могъ выполнить количество работы, рeшительно непосильное никакому профессiоналу-пильщику, -- осталось, конечно, невыясненнымъ. Но наши 135% были, такъ сказать, оффицiально провeрены и оффицiально подтверждены. Ленчикъ, не безъ нeкотораго волненiя смотрeвшiй со стороны на эту провeрку, не удержался и показалъ носъ удалявшейся комендантской спинe.

-- Эхъ, елочки мои вы палочки, если бы намъ -- да всeмъ вмeстe, вотъ какъ пальцы на кулакe, -- Ленчикъ для вразумительности растопырилъ было пальцы и потомъ сжалъ ихъ въ кулакъ, -- если бы намъ, да всeмъ вмeстe -показали бы мы этой сволочи...

-- Да, -- сумрачно сказалъ Юра, -- дeло только въ томъ, что сволочь все это знаетъ еще лучше, чeмъ мы съ вами.

-- Это, молодой человeкъ, ничего. Исторiю-то вы знаете -- ну, какъ были удeльные князья -- всякiй врозь норовилъ -- вотъ и насeли татары. А какъ взялись всe скопомъ -- такъ отъ татаръ мокрое мeсто осталось. {276}

-- Вeрно, -- сказалъ Юра еще сумрачнeе, -- только татары сидeли триста лeтъ.

Ленчикъ какъ-то осeлъ.

-- Да, конечно, триста лeтъ... Ну, теперь и темпы не тe, и народъ не тотъ... Долго не просидятъ...

Съ нашей же стороны мы поставляемъ кабинкe, такъ сказать, интеллектуальную продукцiю. Сейчасъ, выбитыя изъ всeхъ своихъ колей, русскiя массы очень въ этомъ нуждаются. Но къ кому мужикъ пойдетъ, скажемъ, съ вопросомъ объ удобренiи своего прiусадебнаго участка? Къ активу? Такъ активъ къ нему приставленъ не для разъясненiя, а для ограбленiя. Къ кому обратится рабочiй съ вопросами насчетъ пенсiи, переeзда въ другое мeсто, жилищнаго прижима или уклоненiя отъ какой-нибудь очередной мобилизацiи куда-нибудь къ чортовой матери? Къ профсоюзному работнику? Такъ профсоюзный работникъ приставленъ, какъ "приводной ремень отъ партiи къ массамъ", и ремень этотъ закрученъ туго. Словомъ, мужикъ пойдетъ къ какому-нибудь сельскому интеллигенту, обязательно безпартiйному, а рабочiй пойдетъ къ какому-нибудь городскому интеллигенту, предпочтительно контръ-революцiонному. И оба они -и крестьянинъ, и рабочiй -- всегда рады потолковать съ хорошимъ, образованнымъ человeкомъ и о политикe: какой, напримeръ, подвохъ заключается въ законe о колхозной торговлe -- во всякомъ законe публика ищетъ прежде всего подвоха, -- или что такое японецъ и какъ обстоятъ дeла съ войной, ну, и такъ далeе. Обо всемъ этомъ, конечно, написано въ совeтской печати, но совeтская печать занимаетъ совершенно исключительную позицiю: ей рeшительно никто не вeритъ -- въ томъ числe и партiйцы. Не вeрятъ даже и въ томъ, гдe она не вретъ.

Въ частномъ случаe лагерной жизни возникаетъ рядъ особыхъ проблемъ: напримeръ, съ Мухинымъ. Семья осталась въ Питерe, семью лишаютъ паспорта -куда дeваться? Все переполнено, вездe голодъ. Въ какой-нибудь Костромe придется мeсяцами жить въ станцiонномъ залe, въ пустыхъ товарныхъ вагонахъ, подъ заборами и т.д.: жилищный кризисъ. На любомъ заводe жену Мухина спросятъ: а почему вы уeхали изъ Ленинграда и гдe вашъ паспортъ? Понятно, что съ такими вопросами Мухинъ не обратится ни къ юрисконсульту, ни въ культурно-просвeтительный отдeлъ. Я же имeлъ возможность сказать Мухину: нужно eхать не въ Кострому, а въ Махачъ Кала или Пишпекъ -- тамъ русскихъ мало и тамъ насчетъ паспортовъ не придираются. Въ Пишпекe, скажемъ, можно обратиться къ нeкоему Ивану Ивановичу, вeроятно, еще возсeдающему въ овцеводческомъ трестe или гдe-нибудь около. Иванъ Ивановичъ имeетъ возможность переправить жену Мухина или въ опiумный совхозъ въ Каракола, или въ овцеводческiй совхозъ на Качкорe. Жить придется въ юртe, но съ голоду не пропадутъ.

Все это, -- такъ сказать, житейская проза. Но, кромe прозы, возникаютъ и нeкоторые другiе вопросы: напримeръ, о старой русской литературe, которую читаютъ взасосъ, до полнаго измочаливанiя {277} страницъ -- трижды подклеенныхъ, замусоленныхъ, наполненныхъ карандашными вставками окончательно нечитательныхъ мeстъ... Вотъ ужъ, дeйствительно, пришло время-времячко, "когда мужикъ не Блюхера и не милорда глупаго"... Марксистскую расшифровку русскихъ классиковъ знаютъ приблизительно всe -- но что "товарищи" пишутъ, это уже въ зубахъ навязло, въ это никто не вeритъ -хотя какъ разъ тутъ-то марксистская критика достаточно сильна... Но все равно -- это "наши пишутъ", и читать не стоитъ...

...Такъ, въ миллiонахъ мeстъ и по миллiону поводовъ идетъ процессъ выковыванiя новаго народнаго сознанiя...

КУЛАКЪ АКУЛЬШИНЪ

Въ виду приближенiя весны, всe наши бригады были мобилизованы на уборку мусора въ многочисленныхъ дворахъ управленiя ББК. Юра къ этому времени успeлъ приноровиться къ другой работe: по дорогe между Медгорой и третьимъ лагпунктомъ достраивалось зданiе какого-то будущаго техникума ББК, въ зданiи уже жилъ его будущiй завeдующiй, и Юра совершенно резонно разсудилъ, что ему цeлесообразнeе околачиваться у этого техникума съ заранeе обдуманнымъ намeренiемъ: потомъ влeзть въ него въ качествe учащагося -- о техникумe рeчь будетъ позже. Мнe же нельзя было покинуть управленческихъ дворовъ, такъ какъ изъ нихъ я могъ совершать развeдывательныя вылазки по всякаго рода лагернымъ заведенiямъ. Словомъ, я попалъ въ окончательные чернорабочiе.

Я былъ приставленъ въ качествe подручнаго къ крестьянину-возчику, крупному мужику лeтъ сорока пяти, съ изрытымъ оспой, рябымъ лицомъ и угрюмымъ взглядомъ, прикрытымъ нависающими лохматыми бровями. Наши функцiи заключались въ выковыриванiи содержимаго мусорныхъ ящиковъ и въ отвозкe нашей добычи за предeлы управленческой территорiи. Содержимое же представляло глыбы замерзшихъ отбросовъ, которыя нужно было разбивать ломами и потомъ лопатами накладывать на сани.

Къ моей подмогe мужикъ отнесся нeсколько мрачно. Нeкоторыя основанiя у него для этого были. Я, вeроятно, былъ сильнeе его, но моя городская и спортивная выносливость по сравненiе съ его -- деревенской и трудовой -- не стоила, конечно, ни копeйки. Онъ работалъ ломомъ, какъ машина, изъ часу въ часъ. Я непрерывной работы въ данномъ темпe больше получаса безъ передышки выдержать не могъ. И, кромe этого, сноровки по части мусорныхъ ямъ у меня не было никакой.

Мужикъ не говорилъ почти ничего, но его междометiя и мимику можно было расшифровать такъ: "не ваше это дeло, я ужъ и самъ справлюсь, не лeзьте только подъ ноги". Я очутился въ непрiятной роли человeка ненужнаго и безтолковаго, взирающаго на то, какъ кто-то дeлаетъ свою работу.

Потомъ вышло такъ: мой патронъ отбилъ три стeнки очередного ящика и оттуда, изъ-за досокъ, вылeзла глыба льда пудовъ {278} этакъ въ двeнадцать. Она была надтреснутой, и мужикъ очень ловко разбилъ ее на двe части. Я внесъ предложенiе: взгромоздить эти половинки, не разбивая ихъ, прямо на сани, чтобы потомъ не возиться съ лопатами. Мужикъ усмeхнулся снисходительно: говоритъ-де человeкъ о дeлe, въ которомъ онъ ничего не понимаетъ. Я сказалъ: нужно попробовать. Мужикъ пожалъ плечами: попробуйте. Я присeлъ, обхватилъ глыбу, глаза полeзли на лобъ, но глыба все же была водружена на сани -сначала одна, потомъ другая.

Мужикъ сказалъ: "ишь ты" и "ну-ну" и потомъ спросилъ: "а очки-то вы давно носите?". "Лeтъ тридцать" -- "Что-жъ это вы такъ? ну, давайте, закуримъ". Закурили, пошли рядомъ съ санями. Садиться на сани было нельзя: за это давали годъ добавочнаго срока -- конское поголовье и такъ еле живо; до человeческаго поголовья начальству дeла не было.

Начался обычный разговоръ: давно ли въ лагерe, какой срокъ и статья, кто остался на волe... Изъ этого разговора я узналъ, что мужика зовутъ Акульшинъ, что получилъ онъ десять лeтъ за сопротивленiе коллективизацiи, но что, впрочемъ, влипъ не онъ одинъ: все село выслали въ Сибирь съ женами и дeтьми, но безъ скота и безъ инвентаря. Самъ онъ, въ числe коноводовъ чиномъ помельче, получилъ десять лeтъ. Коноводы чиномъ покрупнeе были разстрeляны тамъ же, на мeстe происшествiя. Гдe-то тамъ, въ Сибири, какъ-то неопредeленно околачивается его семья ("жена-то у меня -- просто кладъ, а не баба") и шестеро ребятъ въ возрастe отъ трехъ до 25-ти лeтъ ("дeти у меня подходящiя, Бога гнeвить нечего"). "А гдe это городъ Барнаулъ?" Я отвeтилъ. "А за Барнауломъ что? Мeста дикiя? Ну, ежели дикiя мeста -- смылись мои куда-нибудь въ тайгу... У насъ давно уже такой разговоръ былъ: въ тайгу смываться. Ну, мы сами не успeли... Жена тутъ писала, что, значитъ, за Барнауломъ"... -- Мужикъ замялся и замолкъ.

На другой день наши дружественныя отношенiя нeсколько продвинулись впередъ. Акульшинъ заявилъ: насчетъ этого мусора -- такъ чортъ съ нимъ: и онъ самъ напрасно старался, и я зря глыбы ворочалъ -- надъ этимъ мусоромъ никакого контроля и быть не можетъ, кто его знаетъ, сколько тамъ его было...

Скинули въ лeсу очередную порцiю мусора, сeли, закурили. Говорили о томъ, о семъ: о минеральныхъ удобренiяхъ ("хороши, да нeту ихъ"), о японцe ("до Барнаула, должно быть, доберутся -- вотъ радость-то нашимъ сибирякамъ будетъ"), о совхозахъ ("плакали мужики на помeщика, а теперь бы чортъ съ нимъ, съ помeщикомъ, самимъ бы живьемъ выкрутиться"), потомъ опять свернули на Барнаулъ: что это за мeста и какъ далеко туда eхать. Я вынулъ блокнотъ и схематически изобразилъ: Мурманская желeзная дорога, Москва, Уралъ, Сибирскiй путь, Алтайская вeтка... "Н-да, далеконько eхать-то! Но тутъ главное -- продовольствiе... Ну, продовольствiе-то ужъ я добуду!"