Россiя въ концлагерe - Иван Солоневич

___

Жизнь шла такъ: насъ будили въ половинe шестого утра, мы завтракали неизмeнной ячменной кашей, и бригады шли въ {262} Медвeжью Гору. Работали по десять часовъ, но такъ какъ въ Совeтской Россiи оффицiально существуетъ восьмичасовый рабочiй день, то во всeхъ рeшительно документахъ, справкахъ и свeдeнiяхъ ставилось: отработано часовъ -- 8. Возвращались домой около семи, какъ говорится, безъ рукъ и безъ ногъ. Затeмъ нужно было стать въ очередь къ статистику, обмeнять у него рабочiя свeдeнiя на талоны на хлeбъ и на обeдъ, потомъ стать въ очередь за хлeбомъ, потомъ стать въ очередь за обeдомъ. Пообeдавъ, мы заваливались спать, тeсно прижавшись другъ къ другу, накрывшись всeмъ, что у насъ было, и засыпали, какъ убитые, безъ всякихъ сновъ.

Кстати, о снахъ. Чернавины разсказывали мнe, что уже здeсь, заграницей, ихъ долго терзали мучительные кошмары бeгства и преслeдованiя. У насъ всeхъ трехъ тоже есть свои кошмары -- до сихъ поръ. Но они почему-то носятъ иной, тоже какой-то стандартизированный, характеръ. Все снится, что я снова въ Москвe и что снова нужно бeжать. Бeжать, конечно, нужно -- это аксiома. Но какъ это я сюда опять попалъ? Вeдь вотъ былъ же уже заграницей, неправдоподобная жизнь на свободe вeдь уже была реальностью и, какъ часто бываетъ въ снахъ, какъ-то понимаешь, что это -- только сонъ, что уже не первую ночь насeдаетъ на душу этотъ угнетающiй кошмаръ, кошмаръ возвращенiя къ совeтской жизни. И иногда просыпаюсь отъ того, что Юра и Борисъ стоятъ надъ кроватью и будятъ меня.

Но въ Медгорe сновъ не было. Какой бы холодъ ни стоялъ въ баракe, какъ бы ни выла полярная вьюга за его тонкими и дырявыми стeнками, часы сна проходили, какъ мгновенiе. За свои сто тридцать пять процентовъ выработки мы все-таки старались изо всeхъ своихъ силъ. По многимъ причинамъ. Главное, можетъ, потому, чтобы не показать барскаго отношенiя къ физическому труду. Было очень трудно первые дни. Но килограммъ съ лишнимъ хлeба и кое-что изъ посылокъ, которыя здeсь, въ лагерной столицe, совсeмъ не разворовывались, съ каждымъ днемъ вливали новыя силы въ наши одряблeвшiя было мышцы.

Пяти-шестичасовая работа съ полупудовымъ ломомъ была великолeпной тренировкой. Въ обязательной еженедeльной банe я съ чувствомъ великаго удовлетворенiя ощупывалъ свои и Юрочкины мускулы и съ еще большимъ удовлетворенiемъ отмeчалъ, что порохъ въ пороховницахъ -- еще есть. Мы оба считали, что мы устроились почти идеально: лучшаго и не придумаешь. Вопросъ шелъ только о томъ, какъ бы намъ на этой почти идеальной позицiи удержаться возможно дольше. Какъ я уже говорилъ, третiй лагпунктъ былъ только пересыльнымъ лагпунктомъ, и на задержку здeсь расчитывать не приходилось. Какъ всегда и вездe въ Совeтской Россiи, приходилось изворачиваться.

ИЗВЕРНУЛИСЬ

Наши работы имeли еще и то преимущество, что у меня была возможность въ любое время прервать ихъ и пойти околачиваться по своимъ личнымъ дeламъ. {263}

Я пошелъ въ УРО -- учетно распредeлительный отдeлъ лагеря. Тамъ у меня были кое-какiе знакомые изъ той полусотни "спецiалистовъ учетно-распредeлительной работы", которыхъ Якименко привезъ въ Подпорожье въ дни бамовской эпопеи. Я толкнулся къ нимъ. Объ устройствe въ Медгорe нечего было и думать: медгорскiя учрежденiя переживали перiодъ жесточайшаго сокращенiя. Я прибeгнулъ къ путанному и, въ сущности, нехитрому трюку: отъ нeсколькихъ отдeловъ УРО я получилъ рядъ взаимноисключающихъ другъ друга требованiи на меня и на Юру въ разныя отдeленiя, перепуталъ наши имена, возрасты и спецiальности и потомъ лицемeрно помогалъ нарядчику въ УРЧe перваго отдeленiя разобраться въ полученныхъ имъ на насъ требованiяхъ: разобраться въ нихъ вообще было невозможно. Я выразилъ нарядчику свое глубокое и искреннее соболeзнованiе.

-- Вотъ, сукины дeти, сидятъ тамъ, путаютъ, а потомъ на насъ вeдь все свалятъ.

Нарядчикъ, конечно, понималъ: свалятъ именно на него, на кого же больше? Онъ свирeпо собралъ пачку нашихъ требованiй и засунулъ ихъ подъ самый низъ огромной бумажной кучи, украшавшей его хромой, досчатый столъ.

-- Такъ ну ихъ всeхъ къ чортовой матери. Никакихъ путевокъ по этимъ хрeновинамъ я вамъ выписывать не буду. Идите сами въ УРО, пусть мнe пришлютъ бумажку, какъ слeдуетъ. Напутаютъ, сукины дeти, а потомъ меня изъ-за васъ за зебры и въ ШИЗО.

Нарядчикъ посмотрeлъ на меня раздраженно и свирeпо. Я еще разъ выразилъ свое соболeзнованiе.

-- А я-то здeсь при чемъ?

-- Ну, и я не при чемъ. А отвeчать никому не охота. Я вамъ говорю: пока оффицiальной бумажки отъ УРО не будетъ, такъ вотъ ваши требованiя хоть до конца срока пролежать здeсь.

Что мнe и требовалось. Нарядчикъ изъ УРЧа не могъ подозрeвать, что я -интеллигентъ -- считаю свое положенiе на третьемъ лагпунктe почти идеальнымъ и что никакой бумажки отъ УРО онъ не получитъ. Наши документы выпали изъ нормальнаго оборота бумажнаго конвейера лагерной канцелярщины, а этотъ конвейеръ, потерявъ бумажку, теряетъ и стоящаго за ней живого человeка. Словомъ, на нeкоторое время мы прочно угнeздились на третьемъ лагпунктe. А дальше будетъ видно.

Былъ еще одинъ забавный эпизодъ. Сто тридцать пять процентовъ выработки давали намъ право на сверхударный паекъ и на сверхударный обeдъ. Паекъ -тысячу сто граммъ хлeба -- мы получали регулярно. А сверхударныхъ обeдовъ -и въ заводe не было. Право на сверхударный обeдъ, какъ и очень многiя изъ совeтскихъ правъ вообще, оставалось какою-то весьма отдаленной, оторванной отъ дeйствительности абстракцiей, и я, какъ и другiе, весьма, впрочемъ, немногочисленные, обладатели столь счастливыхъ рабочихъ свeдeнiй, махнулъ на эти сверхударные обeды рукой. Однако, Юра считалъ, что махать рукой не слeдуетъ: съ лихого пса хоть шерсти клокъ. Послe нeкоторой {264} дискуссiи я былъ принужденъ преодолeть свою лeнь и пойти къ завeдующему снабженiемъ третьяго лагпункта.

Завeдующiй снабженiемъ принялъ меня весьма непривeтливо -- не то, чтобы сразу послалъ меня къ чорту, но во всякомъ случаe выразилъ весьма близкую къ этому мысль. Однако, завeдующiй снабженiемъ нeсколько ошибся въ оцeнкe моего совeтскаго стажа. Я сказалъ, что обeды -- обeдами, дeло тутъ вовсе не въ нихъ, а въ томъ, что онъ, завeдующiй, срываетъ политику совeтской власти, что онъ, завeдующiй, занимается уравниловкой, каковая уравниловка является конкретнымъ проявленiемъ троцкистскаго загиба.

Проблема сверхударнаго обeда предстала передъ завeдующимъ совсeмъ въ новомъ для него аспектe. Тонъ былъ сниженъ на цeлую октаву. Чортова матерь была отодвинута въ сторону.

-- Такъ что же я, товарищъ, сдeлаю, когда у насъ такихъ обeдовъ вовсе нeтъ.

-- Это, товарищъ завeдующiй, дeло не мое. Нeтъ обeдовъ, -- давайте другое. Тутъ вопросъ не въ обeдe, а въ стимулированiи. (Завeдующiй поднялъ брови и сдeлалъ видъ, что насчетъ стимулированiя онъ, конечно, понимаетъ). Необходимо стимулировать лагерную массу. Чтобы никакой уравниловки. Тутъ же, понимаете, политическая линiя.

Политическая линiя доканала завeдующаго окончательно. Мы стали получать сверхъ обeда то по сто граммъ творогу, то по копченой рыбe, то по куску конской колбасы.

Завeдующiй снабженiемъ сталъ относиться къ намъ съ нeсколько безпокойнымъ вниманiемъ: какъ бы эти сукины дeти еще какого-нибудь загиба не откопали.

СУДОРОГИ ТЕКУЧЕСТИ

Однако, наше "низовое положенiе" изобиловало не одними розами, были и нeкоторые шипы. Однимъ изъ наименeе прiятныхъ -- были переброски изъ барака въ баракъ: по приблизительному подсчету Юры, намъ въ лагерe пришлось перемeнить 17 бараковъ.

Въ Совeтской Россiи "все течетъ". а больше всего течетъ всяческое начальство. Есть даже такой оффицiальный терминъ "текучесть руководящаго состава". Такъ вотъ: всякое такое текучее и протекающее начальство считаетъ необходимымъ ознаменовать первые шаги своего новаго административнаго поприща хоть какими-нибудь, да нововведенiями. Основная цeль показать, что вотъ-де товарищъ X. иницiативы не лишенъ. Въ чемъ же товарищъ Х. на новомъ, какъ и на старомъ, поприщe не понимающiй ни уха, ни рыла, можетъ проявить свою просвeщенную иницiативу? А проявиться нужно. Событiя развертываются по линiи наименьшаго сопротивленiя: изобрeтаются безконечныя и въ среднемъ абсолютно безсмысленныя переброски съ мeста на мeсто вещей и людей. На волe это непрерывныя реорганизацiи всевозможныхъ совeтскихъ аппаратовъ, съ перекрасками вывeсокъ, {265} передвижками отдeловъ и подотдeловъ, перебросками людей, столовъ и пишущихъ машинокъ съ улицы на улицу или, по крайней мeрe, изъ комнаты въ комнату.

Эта традицiя такъ сильна, что она не можетъ удержаться даже и въ государственныхъ границахъ СССР. Одинъ изъ моихъ знакомыхъ, полунeмецъ, нынe обрeтающiйся въ томъ же ББК, прослужилъ нeсколько меньше трехъ лeтъ въ берлинскомъ торгпредствe СССР. Торгпредство занимаетъ колоссальный домъ въ четыреста комнатъ. Нeмецкая кровь моего знакомаго сказалась въ нeкоторомъ пристрастiи къ статистикe. Онъ подсчиталъ, что за два года и восемь мeсяцевъ пребыванiя его въ торгпредствe его отдeлъ перекочевывалъ изъ комнаты въ комнату и изъ этажа въ этажъ ровно двадцать три раза. Изумленные нeмецкiе клiенты торгпредства безпомощно тыкались изъ этажа въ этажъ въ поискахъ отдeла, который вчера былъ въ комнатe, скажемъ, сто семьдесятъ первой, а сегодня пребываетъ Богъ его знаетъ гдe. Но новое становище перекочевавшаго отдeла не было извeстно не только нeмцамъ, потрясеннымъ бурными темпами соцiалистической текучести, но и самимъ торгпредскимъ работникамъ. Разводили руками и совeтовали: а вы пойдите въ справочное бюро. Справочное бюро тоже разводило руками и говорило: позвольте, вотъ же записано -- сто семьдесятъ первая комната. Потрясенному иностранцу не оставалось ничего другого, какъ въ свою очередь развести руками, отправиться домой и подождать, пока въ торгпредскихъ джунгляхъ мeстоположенiе отдeла не будетъ установлено твердо.